Фридрих Ницше - [111]
В это время Ницше пишет «Антихриста», а также возвращается к своим «Дионисийским поэмам», набросанным еще в 1889 г., и кончает их. Мы находим в них некоторые выражения тех предчувствий, которые его тогда волновали:
«Солнце садится! Скоро, мое сожженное сердце, ты уже не будешь болеть! В воздухе чувствуется прохлада, я ощущаю дыхание неведомых уст, надвигается сильный холод… Солнце стоит над моей головой в полдень и жжет ее. Я приветствую вас, летящие быстрые ветры, добрые духи вечерней прохлады! Воздух колышется, спокойный и чистый. Эта ночь, не бросила ли она на меня тайного соблазнительного взгляда? Сердце мое, крепись, не спрашивай зачем? Вечер моей жизни настал!.. Солнце зашло».
21 сентября Ницше снова в Турине. 22-го «Дело Вагнера», появился на свет; это была, наконец, книга, о которой журналы немного говорили, но Ницше пришел в отчаяние от их комментариев; кроме швейцарского писателя Карла Шпиттелера, никто не понял книги; каждое слово говорило о том, как мало чувствует публика его произведение. Немецкие критики о нем ничего не знали; они знали, что какой-то Ницше был учеником Вагнера и что-то писал; прочитав «Дело Вагнера», они напечатали, что Ницше только что порвал со своим учителем. Кроме того, он чувствует, что некоторые из последних друзей недовольны им и осуждают его: Якоб Буркхардт, всегда очень аккуратный, не отвечал ничего на присылку книги, добрейшая Мейзенбух прислала возмущенное и суровое письмо.
«Это вопросы, — отвечал ей Ницше, — по поводу которых я не допускаю возражения. Я говорю о вопросах декаданса, самых животрепещущих, какие только существуют; люди, с их жалким и дегенеративным инстинктом, должны были чувствовать себя счастливыми, что около них есть кто-то, который великодушно дает им благородное вино, в самые темные моменты. Что Вагнеру удалось заставить поверить в себя, это без сомнения доказывает его гениальность, но лживую гениальность… А я имею честь быть совсем другим, гением истины…»
Несмотря на такое возбуждение, письма Ницше дышат неслыханным счастьем; все его восхищает: осень прекрасна, улицы, галереи, кафе Турина великолепны, стол питателен, цены умеренны; у него прекрасное пищеварение и чудесный сон; он слушает французские оперетки, и ничто ему не кажется таким совершенным, как этот легкий жанр, «рай утонченных впечатлений». Он бывает в концертах и одинаково прекрасными кажутся ему Бетховен, Шуберт, Россаро, Гольдмарк, Вильбах и Бизе. «Я плакал… — пишет он Петеру Гасту. — Я думаю, что Турин с музыкальной точки зрения, как и со всякой другой, самый основательный город, который я знаю».
Можно было бы предполагать, что, полный этим опьянением, Ницше не знает о том, какая судьба его ожидает. Ничего подобного: нескольких беглых слов достаточно, чтобы указать на его прозорливость; он чувствует охватывающее его волнение. 13 ноября 1888 года Ницше выражает Петеру Гасту свое желание видеть его около себя и сожаление, что он не может приехать; это была его постоянная жалоба, самое постоянство которой уменьшало ее силу. Ницше знает это и предупреждает своего друга: примите самым трагическим образом то, что я вам говорю. 18 ноября он пишет ему письмо, кажущееся счастливым; он пишет о слышанных им оперетках, о Жюдик и о Милли Мейер: «Для наших тел и для наших душ, милый друг, — пишет он, — все спасение в легкой парижской отраве». В конце письма он добавляет: «Пожалуйста, это письмо принимайте тоже трагически».
Это состояние физического возбуждения, куда влечет его ясное сумасшествие, не мешает ни предчувствиям, ни страху перед надвигающейся катастрофой. Ницше хочет в последний раз собрать все воспоминания и впечатления, оставленные ему жизнью, и пишет странное, самодовольное и отчаянное произведение. Вот название глав: «Почему я так осторожен», «Почему я так умен», «Почему пишу такие хорошие книги», «Почему я рок», «Слава и вечность»… Свое последнее произведение он называет «Ессе Ното». Что означает это заглавие? Это Антихрист или новый Христос? То и другое вместе. Как Христос, он принесен в жертву. Христос — человек и Бог: он победил искушения, которые представлялись ему. Ницше — человек и сверхчеловек: он знал все слабые желания, все низкие мысли и оттолкнул их. Никто до него не был так нежен и так суров, никакая реальность не испугала его. Он взял на себя не только грехи человечества, но все их страхи в самой сильной их степени. «Иисус на кресте, — пишет он, — это проклятие жизни; Дионис, разрезанный на куски, — это обещание жизни, жизни неразрушимой, навсегда воскреснувшей». У христианского отшельника был Бог: Ницше одинок, и у него нет Бога; древние мудрецы имели друзей: Ницше одинок и у него нет друзей. У стоика была вера в смысл своего отречения: Ницше живет без веры и в постоянной борьбе с самим собой. Но он все-таки живет и может заставить себя в этой жестокой жизни петь свои дионисийские гимны. «Я не святой, — пишет он, — я сатир…». — «Я написал столько книг, — пишет он снова, — и таких прекрасных, каким же образом я могу не быть благодарным жизни?»
