Фридрих и змеиное счастье - [3]

— Мне не будет стыдно ни перед какими раввинами, — уверенно пообещала Лена, но до Фридриха ее слова не дошли.

— Пить надо уметь! — услышал он Голос, от звучания которого мгновенно протрезвел.

Однажды этот Голос уже побеседовал с ним, о чем Фридрих старался не вспоминать, дабы не считать себя человеком слышащим голоса.

Будучи первоклассником не самого примерного, но в целом конвенционального поведения, наверняка будущим отличником боевой и политической подготовки, но уже и теперь успевающим по всем предметам школьником, он возвращался домой после уроков. Стояли первые дни окончательной победы весны над всем, чему она мешала. Горожане, особенно те из них, кто впервые в жизни начал совершать прогулки без сопровождения родителей, наслаждались возможностью проводить время на улице в практически национальной одежде: киббуцных сандалиях, шортах и футболках.

По дороге домой Фридриху надо было пересечь две дороги, одна их которой была железной. Мальчик остановился перед железнодорожным переездом и увидел приближающийся локомотив. Ах, что это был за локомотив! Не какой-то там обыденный, но с настоящим подъемным краном на платформе и задней площадкой, открытой всем ветрам.

Фридрих обомлел. Ничего подобного в непосредственной близости от себя он еще никогда не встречал. Дивная игрушка, игрушка его мечты, словно вырвавшись на свет Божий со страниц волшебной книги, мчалась, гремела, явно существовала в природе во всей своей совершенно немыслимой красе. Нет, если все это происходит во сне, то оно не может длиться бесконечно. А если наяву, так тем более. Еще мгновение и чудо исчезнет за поворотом. И останется только вспоминать и жалеть о том, что бездарно так и простоял с открытым ртом, наблюдая, как само счастье проносится мимо.

Не помня себя, Фридрих размахнулся и бросил на заднюю площадку портфель. Тот влетел точно в дверной проем. Поразившись тому, что с такой легкостью удалось, казалось, совершенно невероятное, Фридрих разбежался, вцепился в поручни, подпрыгнул, и сам оказался на площадке. Все в одночасье переменилось до степени полной невозможности. Теперь Фридрих стоял на площадке чудесного чудо-локомотива, а перед его глазами проносился обычный мир, все мыслимые запреты которого он нарушил.

И тут пришел великий ужас. Ясно было только одно: надо немедленно возвращаться, и способ есть только один. Понимая, что все кончено, Фридрих бросил портфель на обочину дороги и рыбкой прыгнул за ним. Летел он достаточно долго. Достаточно долго для того, чтобы это свое существование между двумя мирами запомнить навсегда.

Потом была смерть под колесами и Голос, четко произнесший: «Выбирай», после чего Фридрих увидел всю свою будущую жизнь вплоть до ныне переживаемой поездки и неотвратимо приближающегося смертельного укуса змеи.

И Фридрих выбрал то, до чего и дожил.

Правда, о том, что вновь появится Голос речи не было.

— А теперь ты увидишь то, чего с тобой уже не будет.

— А зачем, — подумал Фридрих.

— Как зачем? — удивился Голос. — Чтобы не жалеть о том, чего не будет.

И Фридрих увидел Лену в Телестудии в качестве участницы ток шоу, гостьи из Израиля, являвшей типичный образец измученной сионистами стопроцентной еврейки, заступницы всех, кого когда-либо угнетали, а главное продолжают угнетать иудеи.

Под, казалось бы, занавес передачи мулла, раввин, епископ Лиона и настоятель греческого монастыря спели попурри из «Марсельезы», «Хава нагилы» и арии Салах ибн Рашида из оперы «Курд и китаец», поставленной на сцене Рижского мюзик холла при клубе сетевых операторов. Большинство гостей студии, воочию убедившихся, что мировая гармония в отдельно взятой Европе уже практически достигнута, были растроганы до слез и на ура приняли проект резолюции о клеймлении израильской продукции, бойкоте Израиля как такового и об обязательном ношении туристами из этой страны желтого семи свечника на одежде и запрете им сидеть на скамейках общего пользования в парках и на остановках, не говоря уж о запрете посещать музеи и кафе.

— Особенно, чтоб в музеи Холокоста свои длинные еврейские носы не совали, — выкрикнул с места популярный рокер, автор и исполнитель коллективных покаяний и обличений, депутат Европарламента Эдвин Брус-Никин.

— Друзья, — сосредоточив на себе всеобщее внимание, продолжил он, — кто сам прошел путь от марихуаны до героина, а потом опростился, того сказками про избранный народ не возьмешь! Когда я узнал о судьбе Елены, вот какие слова на мою музыку зазвучали в моей душе:

Где он личный Лев Толстой?

Две нервные кошки играют листвой,

три дня без перерыва любил я Джеки,

и снег четвертые сутки кружит, как муслимы в Мекке.

— Мне кажется, разговор о Боге и Толстом, как никогда более уместен, — развил заявленную тему ведущий. — Да, Европа благоденствует, но наши души не могут быть спокойны. И вот представим себе, если бы не было Израиля, то и раздражения в мире было бы гораздо меньше. Однако не все с этим согласны. Поэтому я приглашаю на сцену известного экстремиста, чтобы вы на него посмотрели. Прошу вас, полюбуйтесь на этот, пока еще не изжитый нами, кошмар.

Кошмар, как ему и положено, не стал утомлять публику излишним академизмом.