Фридрих Барбаросса - [77]

Ту же самую политику он применил на востоке и юго-востоке, где постарался восстановить связи с Польшей, никогда не обеспечивавшие ему серьезных преимуществ (кроме герцогства Силезии, отделившегося в 1163 году), или с Венгрией, ставшей очень независимой после прихода к власти короля Белы III в 1172 году; одновременно он усиливал свою власть в Богемии. В этом краю в 1173 году он отказался признать отречение старого Владислава в пользу своего сына Фридриха и отдал королевство-герцогство сыну Собеслава I (бывшего соперника Владислава). Потом, в 1171 году, когда этот король оказался не слишком сговорчивым, император передач корону Фридриху. В 1182 году он поддержал этого Фридриха против его соперника Конрада, но уладил конфликт, пожаловав Конраду Моравию, которую сделал герцогством, напрямую подчинявшимся ему (одиннадцатое). Если добавить, что немногим позже (в 1187 году) он сделал епископа Пражского принцем империи, также непосредственно подчиняющимся императору, а не Богемии, то станет ясно, насколько в результате всех постановлений этот регион оказался прочнее связан с Германией и благодаря монархистской сплоченности более подчинен королевскому контролю.

Процесс над Вельфом и меры, которые были приняты в связи с ним, имели, кроме того, очень важные последствия для организации королевской власти и немецкого политического сообщества в средние века в том смысле, что он ускорил эволюцию, медленно вызревавшую с начала XII века, — эволюцию, очень хорошо описанную великим историком Генрихом Миттейсом, а позже — X. Аппельтом, К. Йорданом и Р. Миттейсом.

Это развитие является результатом всего предпринятого ранее, особенно мер, принятых против Генриха Льва, и территориальной реорганизации, которая последовала за этими мерами и распространилась на все королевство. Развитие это осуществилось через внедрение и укрепление средне-административных единиц, больших чем графство, но меньших чем старинное герцогство; во главе этих единиц были поставлены принцы или князья, чьи княжества больше не соответствовали традиционным земельным границам и поэтому больше не были «земельными», а тем более «этническими» княжествами. Их единственное юридические оправдание состоит в том, что они входят в состав империи и составляют некоторую имперскую структуру. Они являются административными княжествами империи. Князья являются принцами империи (Reichsfürsten), титулы и функции которых передаются по наследству или в случае отсутствия наследников или конфискации (как с Генрихом Львом) в обязательном порядке жалуются другим лицам (инвестируются). Поэтому своеобразия земли и народа постепенно стираются, но не для создания новой немецкой нации в современном понимании этого слова, а для того, чтобы мало-помалу внушить населению, живущему на территориях от Эльзаса до Силезии, от Балтики до Бреннера, что оно не состоит более из швабов, саксонцев, баварцев и других народностей, а только и прежде всего из немцев.

С 1180 года эти князья были помещены за рамки контроля королевской канцелярии, которая присуждала княжеский титул лишь ограниченному числу лиц — не более сотни. Эти князья должны были иметь огромные земельные владения — по нескольку графств, некоторые из которых жаловались ими своим вассалам. Так что здесь речь шла о тех, кто практически или теоретически (некоторые епископы) стоял выше графов: во-первых, герцоги, маркграфы, ландграфы; во-вторых — вся церковная знать. Кроме того, князья присягали только королю (при этом миряне могли быть связаны с духовенством) и получали свои ленные владения непосредственно от короля и только от короля. Они составляли высший класс феодального общества, которому отныне поручались королевские выборы, тем более что в эти же годы вассальные присяги начинали выстраиваться в строгую иерархическую схему, разделяющую знать, стоявшую одной ступенькой ниже короля: сначала на три сословия (князья духовного звания, светские князья, дворяне), а затем на шесть или семь сословий в соответствии с подразделениями дворян на группы; схема формировала то, что немецкие юристы называют Heerschild.

Эта эволюция политического общества, порожденная одновременно медленными внутренними изменениями и решениями, последовавшими за осуждением Вельфа, привела к установлению нового строя, который был описан лет сорок спустя в труде Эйке фон Рапгау Sachsenspiegel, известном в истории германского права и учреждений. На первый взгляд, эта эволюция способствовала укреплению государства через более тесный союз монарха с князьями и с этой точки зрения привела к исчезновению предыдущих структур, основанных на этнических, а затем территориальных герцогствах, которые теперь заменились новыми округами, мало соответствующими прежнему административному делению. Но можно задать себе вопрос, не произошло ли усиление «германской сплоченности» в ущерб центральной власти, а следовательно — интересам монархии.

Обязательная реинвеститура конфискованных и выморочных ленов не позволяла создать обширные королевские владения, которые на протяжении столетий распространились бы на большую часть Германии. Даже если бы какая-либо династия, подобно французским Капетингам, смогла прибрать к рукам многие крупные лены благодаря брачным союзам и наследствам (Филипп Август увеличил свои владения прежде всего, путем конфискаций и захватов), она все равно не могла быть уверенной в сохранении для себя короны и даже сама ее власть, вызывающая недоброжелательность электоров, могла бы привести к ее утрате. Кроме того, имперские князья практически мешали монарху сохранять связи со своими нижестоящими вассалами. В результате иерархизации присяжной системы — а следовательно, знати — принцы присваивали себе контроль над множеством прямых вассалов короля, то есть тех, кто проживал на принадлежащих землях и, стоя на иерархической лестнице ниже их, должен был подчиняться им, а не непосредственно королю, который принадлежал к высшему эшелону, а значит, был отделен от них рядом промежуточных ступеней. Таким образом, князья распространяли свою власть на графства, до сего времени подчинявшиеся непосредственно монарху, и на королевских должностных лиц, чиновников, некогда рассаженных сувереном по всем областям Германии, но теперь легко подпадавших под их пяту, так как функции их стали ленными. В то же время королевский суд превращался в исключительно феодальное учреждение, и сфера деятельности королевской канцелярии в нем все больше сокращалась. Идея общественной власти короля превращалась в дым. Король сохранял свой авторитет, собственные заслуги и свойства, определенные прерогативы, свое место на самой вершине общественной пирамиды. Но все это в действительности соответствовало феодализации всей политической организации и укреплению феодальной монархии.