Фридрих Барбаросса - [95]
Таким образом, в матримониальной политике штауфеновского императора находили свою опору рубежи большой политики Империи. Однако устанавливаемые при этом контакты все же никоим образом не были свободны от обратного влияния на них связей с имперскими князьями, как и от учета их интересов. Особенно отчетливо это проявляется применительно к отношениям императора со своим вельфским кузеном Генрихом Львом>[601], если рассматривать брачные договоренности 1180-х годов с датским и английским королевствами еще и на фоне закрепления Вельфов на этой чужой политической сцене. Благодаря своему браку с Матильдой Английской, согласованному в 1165 году и заключенному в Миндене в 1168 году, Вельф располагал поддержкой в державе Плантагенетов, которой с 1182 года суждено было стать местом его изгнания. Связи Генриха с Данией основывались, с одной стороны, на его положении фактического вице-короля у северной границы Империи, но нашли свое выражение и в браке Гертруды, его дочери от брака с Клеменцией фон Церинген, с сыном короля Вальдемара, впоследствии унаследовавшим трон под именем Кнута VI. В первом браке, с 1166 года, Гертруда была замужем за двоюродным братом Барбароссы, герцогом Фридрихом фон Рутенбургом, сыном короля Конрада III, который, впрочем, уже летом 1167 года умер под Римом от малярии.
Чтобы, приняв во внимание родственные связи Штауфена с различными княжескими домами его Империи, еще более расширить панораму его отношений с князьями, необходимо учесть важный ракурс, который раскрывает феномен подлинно дружеских контактов императора с отдельными персонами, простирающихся в приватную сферу Фридриха Барбароссы уже как человека. Традиция не часто позволяет проследить дружбу такого рода столь же полно, как в случае с графом Рудольфом фон Пфуллендорфом>[602], происходившим из южношвабских земель и именовавшимся еще и по другим своим главным владениям — Брегенцу, Рамсбергу и Швайнсхуту. Уже при разделе наследства его тестя, графа Рудольфа фон Брегенца, в начале правления Фридриха I бросается в глаза, что этот человек, уже тогда близкий к государю, получил ту часть владений, которая имела решающее значение для связей с югом, с Италией. Пфуллендорфец всегда относился к числу персон, входивших в непосредственное окружение Штауфена, занимая при дворе почетное место близкого доверенного лица императора. Характерно, и не в последнюю очередь, то обстоятельство, что летописец из Лоди Ачербо Морена помещает пфуллендорфца в ряд своих описаний избранных персон императорского двора. Доверительные взаимоотношения и дружба с императором, пожалуй, нашла наиболее знаменательное выражение в территориальной политике графа, развивавшейся в полном соответствии со штауфеновскими интересами. Даже тяжелая личная утрата Рудольфа, смерть его единственного сына Бертольда летом 1167 года возле Рима, не нанесла никакого ущерба отношениям с главой Империи и никак их не омрачила. Напротив, начиная с 1168 года он фактически сделал императора (и его род) своим наследником. Уже в 1170 году Барбаросса смог распорядиться пфуллендорфским фогтством над епископством Кур и передать его своему сыну, герцогу Фридриху Швабскому. Когда граф Рудольф предпринял затем, в 1180 году, паломничество в Святую землю, из которого ему не суждено было вернуться, его фамильные владения, но также и особенно ценное, приобретенное в 1166 году имперское фогтство в отношении монастыря Санкт-Галлен, были приняты Штауфеном. В результате, но также и благодаря своему соглашению с Вельфом VI о наследовании Штауфенами его территорий и приобретению фогтских прав на островной монастырь Райхенау, прежде подчинявшийся как фогту Генриху Льву, император в начале 1180-х годов сумел решающим образом упрочить и расширить позиции своей фамилии в южношвабских землях, в области Боденского озера и на важнейших коммуникациях с Италией.
Наши резюмирующие выводы об отношениях Штауфена с его княжеским и знатным окружением до сих пор были сосредоточены на области, расположенной к северу от Альп. Соответственно, следует обратить внимание также и на положение дел в южном королевстве Италия, где, впрочем, «княжеская политика» должна рассматриваться в рамках структурно-исторического процесса, развивавшегося существенно иным образом. Хотя обозначение Италии в штауфеновскую эпоху как «страны городов» подчеркивает только один аспект панорамы этой области, не может быть сомнения в том, что силы итальянских князей и знати находились в состоянии непрерывной оборонительной борьбы против коммун — борьбы, в которой они нередко терпели поражения. Правда, эту картину следует дифференцировать не только в региональном смысле, но и применительно к отдельным выдающимся знатным родам
