Фридрих Барбаросса - [20]

Все ближе подходил Штауфен к Риму — близился и час его личной встречи с папой. Между курией и королевским двором сновали посольства, но недоверие, которое питали друг к другу оба деятеля, было очевидным. Так, разногласия возникали в отношении монастыря Фарфа, который подчинялся апостолическому престолу, но на который претендовал и король. Фридрих сделал жест доброй воли, передав папе еретика Арнольда Брешианского; наконец, была достигнута договоренность о личном свидании в Грассано, недалеко от Сутри. И все же, несмотря на переговоры, устранить взаимное недоверие не удавалось. По поводу исполнения службы стратора (стременного) и маршала (конюшего) — почетного служения папе, правовая символика которого действительно имела огромное значение, — вспыхнул конфликт^[118]. Под самым Римом дело едва не дошло до разрыва. После длительных совещаний, после того как папа выказал готовность уступить, согласившись удалить с одной латеранской фрески принижающее изображение Лотаря III в виде папского ленника, Фридрих, наконец, согласился исполнить эту службу в облегченной форме. Правда, у обеих сторон еще оставались средства для взаимного давления. Несмотря на то что Фридрих ответил отказом явившейся ко двору делегации римских горожан, предлагавших ему императорскую корону, папа должен был учитывать, чем грозят его положению подобные контакты Штауфена.

Лишь при надлежащей военной охране стало возможным провести после этого, в субботу, 18 июня 1155 года, церемонию императорской коронации в церкви Святого Петра. Сразу же по окончании празднества в городе начались бои. Только что коронованный император поспешил из своего лагеря, располагавшегося на Нероновых лугах близ городской стены, обратно в город. В ожесточенных боях в конечном счете победили люди императора. Однако из-за этих беспорядков, а также из-за нездоровых климатических условий войска пришлось вывести из Рима. Поскольку в ходе последующего объезда римских окрестностей император неоднократно нарушал папские сеньориальные права^[119], стало ясно, что отношения с папой и впредь будут отнюдь не безоблачными. Далеко идущие последствия будет иметь и уступка Фридриха неоднократно высказанному пожеланию князей — не продолжать поход и не идти на Сицилию. Адриан IV счел, что Фридрих тем самым обманул его надежды, поскольку поход отвечал его интересам. Однако император с самого начала царствования считал принципиально важным согласовывать свои действия с князьями; к тому же консолидация власти изнутри, очевидно, казалась ему более целесообразной, нежели такая политическая авантюра, как летняя экспедиция в Южную Италию.

Пройдя через Среднюю Италию, государь вышел к Адриатическому побережью. Такой маршрут явно показывает намерение Фридриха как можно шире продемонстрировать свое могущество в имперской Италии. Город Сполето, выплативший потребованный от него fodrum (фискальный сбор) лишь частично и к тому же фальшивой монетой, был, несмотря на храброе сопротивление, захвачен и разрушен. В отличие от Тортоны, Сполето мог рассчитывать только на себя и не сумел выстоять. В августе в Анконе^[120] Фридрих встретился с византийским посольством, которое — как ранее папа — побуждало его начать военные действия против Сицилии. Император передал византийцам послание к прибрежным городам Апулии, которым, правда, греки впоследствии злоупотребили^[121]. Однако после нового совещания с князьями он отказался участвовать в военных предприятиях. Дальнейший путь вдоль побережья Адриатики привел его в Равенну. От Виа Эмилия через Сан Бенедетто По он к началу сентября достиг Веронской области. Там, в соответствии с приговором князей, Милану была объявлена опала. Предоставив Кремоне право чеканки монеты, которым прежде обладал Милан, Фридрих привлек на свою сторону еще одного противника «ломбардской метрополии».

В последующие дни жизнь императора не раз подверглась крайней опасности. Уже при переправе через реку Адидже выше Вероны едва удалось предотвратить покушение со стороны веронцев, поскольку вовремя обнаружилось, что возведенный горожанами понтонный мост не выдержит большой нагрузки. После этого в Веронском ущелье путь императору преградили разбойники во главе с одним веронским рыцарем. Из этого затруднительного положения Штауфен смог спастись лишь благодаря помощи двух веронцев, сохранивших верность Империи, рыцарей Гарцабана и Исаака, а также благодаря смелости пфальцграфа Отто фон Виттельсбаха. В октябре того же года во время хофтага в Регенсбурге ко двору прибыла делегация из Вероны, намеренная убедить правителя в том, что город никоим образом не причастен к этим событиям, но императорскую милость Вероне вернули лишь позже^[122].

Возвращение Штауфена, отныне увенчанного императорской короной, в Германию ознаменовало собой последнюю фазу урегулирования отношений между Вельфами и Бабенбергами. Уже на упомянутом регенсбургском хофтаге Генрих Лев, в соответствии с приговором князей, вынесенным в июне 1154 года в Госларе, получил титул герцога Баварского. Генрих Язомирготт вновь не явился ко двору. Однако если император, разбирая, например, споры между архиепископом Арнольдом Майнцским и пфальцграфом Германом Рейнским, без колебаний назначал суровые наказания обеим сторонам, то по отношению к своему бабенбергскому дяде он не отступал от своей политической линии: он выжидал, был терпелив и снисходителен. Насколько строгими были его меры в отношении других имперских князей, показывает также конфискация дворов и доходов бременской и хальберштадтской церквей — ведь их предстоятели были приговорены в Ронкалье к лишению ленов. Епископу Ульриху Хальберштадскому королевская милость была возвращена только в мае 1156 года, а примирение с Хартвигом Гамбург-Бременским и вовсе состоялось лишь в 1158 году.