Фрейлина Её величества. «Дневник» и воспоминания Анны Вырубовой - [18]

Потом, когда Анастасия Николаевна стала великой княгиней, Мама много смеялась, когда вспомнила одну вещь. Это было за несколько месяцев до свадьбы великого князя и Анастасии Николаевны. Она назвала его «добрым боровом» и сказала:

— А с ним…. должно быть тепло!

Мама смеялась и говорила:

— Боров с лисичкой! Пара хорошая!

9 сентября.

Великая княгиня Анастасия говорила мне про сибирского пророка:

— Это человек исключительной святости. Очень своеобразен. Необыкновенный. А главное — ему многое открыто. Я полагаю, что он Маме может сказать больше всех этих… Особенно, что в нем подкупает — это его праздность[109], доходящая до грубости. Он мне сказал между прочим: «Аннушка» (это я) и я — связаны судьбой с Мамой. Мы все вокруг неё вертимся. Точно цепью привязаны».

Эти слова произвели на меня странное впечатление! Вспомнила сон Мамы. Ей снилось в ночь перед её въездом в Россию, будто села (в тексте ошибочно написано «сама») в царскую карету, запряженную белыми лошадьми. А лошади маленькие, как игрушечные. А правит лошадьми царь Николай. И, будто, одет он в длинную белую рубаху, опоясанную золотым поясом. На голове корона, ноги босые, а в руке длинный золотой прут. Взмахнул кнутом, — а кони, как птички понеслись. Несутся, несутся, и не остановить их никак. Хочет крикнуть Мама — а дух у неё от быстрой езды захватывает. Несутся кони, по дороге давят людей. Льется кровь… Много крови… Треск раздавленных костей… Кровь заливает лицо. Мама кричит, зовет — никто не слышит. Только когда карета остановилась у красной стены. Мама увидела лицо Папы и спросила: «Что это?» Он сказал: «Кремль». И тут Мама увидела, что идут двое — женщина в черной шали, опираясь на палку, и мужчина — мужичек с такими странными глазами, в такой же, как Папа, белой рубахе, опоясанной веревкой.

— И только эти двое, — говорит Мама, — подошли ко мне и вынули меня из окровавленной кареты… Но тут, — говорит Мама, — новый ужас: хочу пойти — и не могу; какая-то тяжелая цепь тянет меня к земле. Когда посмотрела — увидела, что на меня одета цепь, как ожерелье, и на ней пять детских головок…

Мама говорит:

— Когда пришли эти двое — женщина с палкой и мужик со страшными глазами — они сбросили эту странную цепь и повели меня.

И каждый раз, когда Мама вспоминает этот сон, то говорит:

— Ты — это та, которая сняла с меня цепь…

Не знаю почему, но когда Анастасия мне сказала, что сибирский пророк говорит, что я и он связаны с Мамой, то у меня явилась мысль, не он ли тот второй, что видела во сне Мама рядом со мной.

11 октября — 11.

Это было так странно. Великая княгиня Анастасия просила меня не запаздывать к вечернему чаю. Оказала — будет старец Григорий.

Когда я приехала в Сергиево[110], то кроме великой княгини и Николая Николаевича, за столом был еще Ромочка(?) и князь (Побирушка)[111]. А он ко мне таким петушком разлетелся:

— Вот поглядите — это лучший сын народа. Богоизлюбленный сын…

Потом, когда он пришел и стал тихо так гладить мою руку, я почувствовала дрожь — вот, когда летом выйдешь из воды и ветерком обдует, то такая дрожь бывает. А он тихо так гладит мою руку и говорит:

— А ты меня, Аннушка, не чурайся! Вот ведь когда встретились!.. А дороги наши давно сплелись… Вместе итти будем!

А потом сердито так закричал:

— А будешь слушать брехни, будешь бежать — заплутаешься. Слышь — от меня не уйдешь!

Потом уж я ничего не соображала. Куда ни погляжу — все его глаза вижу.

Потом Анастасия Николаевна и говорит:

— Ведь правда — удивительный человек? Как он тебе понравился?

Хотела что-то ответить — и не могу. Расплакалась. Когда уезжала — его не видела. Он куда-то уехал с Николаем Николаевичем.

9 января.

Я сказала Маме:

— Он необычайный. Ему все открыто. Он поможет Маленькому. Надо его позвать!

Папа и Мама боялись. А у Маленького шестой день кровь шла[112].

— А что, если не поможет?

А он так ослаб, он был в опасности.

— А что, если он не поможет? — говорила Мама. — Знаешь ли ты его? Верить ли ему?

И я уж и сама не знаю, как это случилось, но я сказала Маме:

— Он пророк. Ему многое дано от Бога. Он сказал, что он со мной связан одной цепью, и эта цепь приковала нас к Маме…

И еще сказала Маме:

— Помнишь сон?

И Мама испуганно сказала:

— Аня, пусть он придет. Это… Да будет воля Божья!

И, когда совершилось великое чудо, и Маленький был спасен, Мама сказала:

— Аня, это он! Это его я видела во сне! Это он!

Сказала мне Мама:

— Когда старец положил свою руку мне на голову и сказал: «Вот, дитя твое спасено!» — я уже знала, что он посланник Бога.

7 мая 9 г.

Опять вспоминаю, как это было.

Машенька[113] пришла ко мне и сказала:

— Чудный-чудный! Боюсь его — и без него уже не могу!

И при этом вся бледная, трясется… Глаза большие… И слезы…

Я не поняла, о ком она.

Говорю ей, чтобы рассказала все толком. А главное, чтобы успокоилась. А то вдруг Маленький проснется и спросит ее.

А она вся трясется. Потом и говорит:

— Я о сибирском пророке. Чудный он. Мял меня, тискал[114], на пол бросил, бил… А я в слезах его руки и ноги целовала… И такая во мне благодать и такая во мне радость, что скажи он «умри!» — лягу! И нет во мне для него ни в чем отказу. Его последняя раба по гроб жизни!