Фрейлина - [98]

Лишь много часов спустя он наконец вернул мальчика молодой женщине — кормилице и в сопровождении Гевина поехал верхом просить о приеме у королевы Елизаветы.

Он был ошеломлен: королева пожелала принять его немедленно в своих личных апартаментах.

— Для начала я скажу вам, что по округе ходят очень романтичные рассказы о вашем дерзком побеге, — произнесла королева с веселым любопытством.

— Мой побег был не таким уж дерзким, — ответил Рован, пожав плечами. — Я получил помощь, и притом оттуда, откуда не ждал.

— Я так и думала. Мне кажется, что у нас, государей, в крови живет отвращение к тому, чтобы причинять вред другим. — Она отвернулась и задумалась. — Я знаю, что моя сестра, Мария Тюдор, плакала много часов подряд, когда ее ближайшие советники и члены Государственного совета требовали, чтобы она казнила леди Джейн Грей. Нет боли сильнее той, которую нам приходится испытывать так часто, когда нужно бороться с самым близким тебе человеком… который хочет стать тобой.

— Вы еще ни разу не встретились с Марией Шотландской, — напомнил ей Рован.

— Мне говорят, что ее положение — ужасное.

Он глубоко вздохнул:

— Я полагаю, она очень сожалеет о том, что вышла замуж, ваша милость.

— Вы ничего не знаете о том, что там произошло, верно? — мягко спросила его Елизавета.

Сердце словно оборвалось у него в груди.

— Миледи Гвинет?

— Мне нужно было бы удержать ее здесь.

Его сердце словно полетело обратно и подскочило вверх — до самого горла.

— Пришло известие. Она жива и здорова, но рассказ непонятный и запутанный.

— Прошу вас, расскажите мне все.

— Да, я должна это сделать, — серьезно промолвила Елизавета.

На следующее утро Гвинет ступала бесшумно и старалась быть как можно незаметней, хотя мятежники не мешали ходить по дворцу дамам, которые обслуживали королеву.

Она узнала, что жертвой убийц стал еще один человек — католический священник, отец Блэк; но лорды Хантли и Босуэл, которых заговорщики тоже собирались убить, сумели бежать. Она нырнула в дверной проем и, пригнувшись, слушала оттуда разговор двух сторонников Рутвена, стоявших на страже. Эти двое смеялись и шутили по поводу того, как легко досталась им победа.

— Я слышал, королеву отвезут в Стирлинг и будут держать там, пока не родится ребенок. Можно не сомневаться: она будет счастлива, — сказал один.

— Ох, это да: займется музыкой и вышиванием, потом сможет нянчить своего ребенка и охотиться, а править страной будет добрый король.

И говоривший рассмеялся.

— Дарнли? Да у него уже начались муки совести, сомнения и страх: это видно по нему, — возразил первый заговорщик.

— Да он не будет править страной. Это будут делать от его имени те лорды, у которых есть мозги.

— От такого плохого обращения королева вполне может и умереть.

— Если это случится, в самом Дарнли достаточно королевской крови. Он будет подходящим королем по имени. И Бог видит: Дарнли так любит грешить, что быстро сделает наследника с другой женщиной.

Узнав все, что нужно, Гвинет вернулась к королеве. Там, в присутствии еще нескольких женщин, в том числе леди Хантли, которая теперь состояла на службе у королевы, она рассказала то, что ей было известно о заговоре.

— Мне нужно бежать, — заключила королева. — Я должна бежать. А потом те, кто верен мне, должны призвать на помощь сельских жителей, и мы торжественно вернемся в Эдинбург с победой.

— Сначала вырвитесь на волю, — шепнула леди Хантли.

Гвинет молчала. Она волновалась: нападение на королеву оказалось частью хорошо спланированного и очень опасного заговора. Она не считала, что этих людей легко победить.

— Гвинет? — окликнула ее королева.

Молодая женщина моргнула: она слишком углубилась в свои мысли.

— Будьте внимательной! — предупредила ее леди Хантли.

Гвинет последовала ее совету. Она твердо высказалась против предложения, чтобы королева попыталась бежать из окна с помощью веревки, сделанной из простыней, и указала, что это невозможно не только из-за положения королевы. Ее увидят из верхних комнат или из соседней башни либо заметит охранник внизу.

— Нужно убедить кого-то помочь нам — кого-нибудь из заговорщиков, — заявила она.

— Я знаю, кто это будет, — с горечью ответила королева.

Утром Дарнли вернулся в покои своей жены. Приближенные дамы сразу же ушли в соседнюю комнату, но одна из Марий приложила ухо к двери, выходившей в коридор, чтобы не пропустить приближающуюся опасность, а все остальные стали подслушивать разговор супругов, прижавшись к стене.

Генри Стюарт, лорд Дарнли, был готов расплакаться. Он говорил прерывающимся голосом:

— Мария, убийство не должно было случиться.

Гвинет не могла видеть королеву, но чувствовала, насколько возросла ненависть Марии к мужу. Ничего этого не случилось бы без его участия. Но королева ласковым голосом сказала, что прощает его. Потом она стала говорить о том, что он тоже может оказаться в заточении. Очевидно, она убедила мужа, что их обоих жестоко и безбожно используют слишком честолюбивые лорды, которые хотят добиться власти для себя.

Позже в тот же день, когда Дарнли привел к королеве тех лордов, которые так подло напали на нее, она с такой же неотразимой силой убеждения заверила их, что они будут прощены.