Фрейлина - [104]

по поводу рождения нашей дорогой Марией наследника, который еще больше прославит нашу страну. Но мы все должны внести свой вклад в то, чтобы все шотландцы смогли жить мирной жизнью.

— Разумеется, — пробормотала Гвинет, пытаясь при этом понять, к чему он клонит.

— Это значит, что мы все будем повиноваться королеве, — твердо заявил он и, к изумлению Гвинет, сурово указал на нее своей вилкой. — Нас всех связывает долг, миледи. Воображение не играет никакой роли в действительной жизни. Предателей не будут терпеть.

Гвинет знала, что должна просто оставаться спокойной.

— Если вы имеете в виду лорда Рована, то он не предатель. И я не верю, что Мария в глубине сердца считает его предателем: она ведь не конфисковала его земли, преподобный отец.

Глаза священника сузились.

— Значит, вы такая же, как эти жалкие люди, которые не видят правду и кричат его имя на улицах, — с отвращением произнес преподобный Хепберн.

— Он будет отомщен.

— Отомщена будет королева, — улыбнулся священник. — Если он появится здесь, то обещаю вам, что мы быстро и легко решим проблему, которую он создал для королевы: мы пришлем ей его мертвое тело.

— Она никогда не давала согласия на убийство. Вы в своем уме?

— Любой человек обязан сражаться, чтобы защитить свой дом и свои земли.

Гвинет встала. Этот человек был ей так отвратителен, что она была не в силах продолжать беседу.

— Я сегодня устала в дороге, поэтому прошу у вас прощения, но мне придется уйти.

Священник тоже встал, и она поняла, что он хотел ускорить развязку. Однако, разыскивая спальню, которую ей выделили, Гвинет шла слишком быстро. Спальня находилась на первом этаже, в восточном крыле дома.

К ней пришла горничная, служившая ей во время заточения, — молодая девушка по имени Одри. Но Гвинет вежливо попросила, чтобы та оставила ее одну. Она плохо знала Одри и чувствовала, что присутствие этой девушки не поможет ей и не утешит ее. Как ей хотелось, чтобы рядом с ней снова была Энни! Но Энни сейчас была нужна Дэниелу, и этого Гвинет не могла отрицать.

У преподобного Хепберна все же нашлось одно хорошее качество — склонность к иронии. Он прислал ей в комнату грубую деревянную ванну с горячей водой, намекая без слов, что ей следует смыть с себя грехи.

Оставшись наедине со своими мыслями, Гвинет то и дело переходила от гнева к отчаянию. Она думала, что мир — это сумасшедший дом, полный лжи и сплетен, лжецов и честолюбцев, которые лезут вверх и хотят лишь одного — утолить свою алчность.

Проведя в воде немало времени и уже наверняка смыв в ней много грехов, — правда, не тех, которые находил у нее хозяин дома, — она вышла из ванны, оделась в мягкую льняную ночную сорочку и легла в постель, желая побыстрее уснуть.

Но это оказалось непросто.

Видимо, преподобный Хепберн решил, что она искупит еще несколько грехов, если он даст ей самый жесткий и комковатый матрас, который у него есть.

Гвинет спросила себя: согрешит ли она, если мысленно пошлет его к черту?

Усадьба стояла в долине с пологими склонами и даже при тусклом свете слабой луны была прекрасна. Эта малая частица той страны, которую Рован так любил, воплощала в себе все ее очарование.

Они подошли к усадьбе пешком, а коней оставили в окружавшей ее роще под охраной одного из солдат. В усадьбе было тихо. И она не охранялась.

Рован был уверен, что отряд королевы не ожидал никаких неприятностей. Этим людям было поручено доставить к королеве одну из ее фрейлин. У них не было причин ждать беды, поэтому Ровану и его спутникам было достаточно легко изучить дом и найти вход.

Гевин, как всегда, был справа от него, когда они влезли в дом через окно прихожей. Рован нашел комнату, где спал священник. Преподобный отец храпел во сне, и этот звук раздавался в пустой спальне, как весенний гром. Рован закрыл дверь и пошел дальше вдоль зала. На всех дверях изнутри были засовы, и он молился, чтобы Гвинет не считала, что находится в опасности, и не заперла свою дверь на ночь.

Наконец он нашел ее комнату. Дотронувшись до двери, он облегченно вздохнул и мысленно поблагодарил Бога: дверь легко открылась.

Едва он увидел Гвинет в свете луны, время перестало существовать. Когда он расстался с ней, она спала так же, как теперь, распустив волосы, и они так же раскинулись на подушке и блестели в свете догорающих в камине углей, как золотой огонь. Она была похожа на ангела и сирену одновременно: ее одежда была белой и обтягивала тело, позволяя угадать красивые формы, гибкость и совершенство того, что скрывала.

Несколько долгих секунд он стоял в проеме двери, потом бесшумно закрыл ее, доверившись Гевину, который сторожил в зале. И все же ему потребовалось время, чтобы закрыть засов.

Потом он подошел к Гвинет и сел рядом с ней. Он увидел, что ее щеки блестят от влаги, и догадался, что она, должно быть, плакала перед сном. Рован немного помедлил, набираясь решимости: со времени своего приезда в Шотландию он много слышал о том, что она собирается замуж за одного из новых любимцев королевы.

Но он слышал и о том, что сам женился, а более нелепого слуха не могло быть. Ему приходилось спрашивать себя, хватит ли у Гвинет силы ума и веры, чтобы понять, что есть люди, которым доставляет наслаждение порочить других, когда они сами в милости у правителей, и что такие люди быстро придумывают ложь.