Фрэнк Синатра. «Я делал все по-своему» - [10]

Вскоре ему надоело наживать грыжу, и он перешел в «Юнайтед фрут лайнз», где имел дело с разгрузкой фруктов в порту. Когда же Фрэнк, устав, и эту работу бросил, Марти не замедлил вновь обозвать сына «раздолбаем».

– Раз ты работать не намерен, – пилил он Фрэнка однажды за завтраком, – значит, давай выметайся отсюда. Хочешь висеть балластом – найди кого другого и на нем виси.

А дед с бабкой, добавил Марти, не для того из Италии в Штаты приплыли, чтобы их внучок распрекрасный дармоедом стал.

– Я был в шоке, – рассказывал Фрэнк. – Эти слова до сих пор у меня в ушах звучат. Родной отец меня спросил: «Почему бы тебе самостоятельно не пожить?» На самом деле он имел в виду: убирайся с глаз моих. Помню, я ел яйцо – так оно у меня в глотке застряло, я минут двадцать проглотить его не мог. Мама, как всегда, чуть не разрыдалась, но в конце концов мы договорились. Решили, что мне действительно не повредит пожить самостоятельно. И вот я упаковал вещички и отправился в Нью-Йорк.

Фрэнк снял комнату в Нью-Йорке, однако дело у него не заладилось. За пение никто платить не хотел, другую работу он найти не смог. В итоге Фрэнк вернулся в Хобокен.

– Ну что, теперь работать пойдешь, мистер Моднючие Штаны? – съязвила Долли. – Или тебя надо величать мистер Великий Певец? – И сразу добавила, улыбнувшись и щелкнув сына по лбу: – Ну так что – ты у нас звезда или пока нет?

А дело в том, что Долли и Марти, хоть и противились желанию Фрэнка стать певцом, всё же не могли, как и всякие обожающие родители, удержаться от того, чтобы не толкать его исподволь на это поприще. К тому времени как Фрэнк вернулся из Нью-Йорка в Хобокен, Долли, как и он сам, уже видела в мечтах сына поющим на сцене. Она сообразила: если Фрэнк решился покинуть дом и уехать один в Нью-Йорк – значит, у него есть цель. Ну, или по крайней мере какие-то соображения насчет того, чем заниматься. Однако они жили в Хобокене, а отнюдь не в Голливуде. Долли не представляла, как помочь сыну.

– Долли определенно хлопотала за Фрэнка, – вспоминает Дорис Севанто, близко знавшая Долли и Марти. – Моя мама сказала мне, что Долли ходит по клубам и упрашивает владельцев взять ее сына на работу. Фрэнки одно время действительно пел в хобокенском клубе. Правда, недолго – пока не подрался с боссом. Долли однажды высказалась так: «Понимаете, этот паршивец, в смысле, сын мой – он хочет петь. И голос у него не хуже, чем у других. По-моему, он мог бы карьеру сделать. Только ему моих слов не передавайте, а то он и без того слишком нос задирает».

– Просто в те времена родители-итальянцы помогали своим детям, рожденным в Америке, строить карьеру, даже если сами не одобряли их устремлений, – говорит певец Тони Мартин. – Конечно, поначалу они пытались отговорить отпрыска, наставляли его на путь – зачастую поколачивая, – но, если отпрыск не внимал и продолжал стоять на своем, тогда уж родители сдавались и только спрашивали: «Чем тебе помочь, деточка?»

Родителям Фрэнка было понятно его бунтарство. В конце концов их собственные родители иммигрировали в Америку, ведомые именно этим чувством.

– Ну как они могли не посодействовать ребенку в исполнении его мечты? – рассуждает Тина Донато, которая хорошо знала семью Синатра, поскольку каждое лето в детстве проводила с бабушкой и дедушкой в Маленькой Италии. – Всякий, кто скажет: нет, родители детям препятствовали, просто не понимает главного насчет итальянских иммигрантов. Они детей не задвигали, а продвигали. В крайних случаях – пилили всячески, но на самом-то деле такое пиление только заставляло сына или дочь крепче держаться за свою мечту. В моей семье происходило то же самое, что и в семье Фрэнки. Марти, конечно, хотел для сына другой карьеры. Но, узнав, что Фрэнки мечтает стать певцом, Марти сразу встал на его сторону, хоть и втайне.

Долли и Марти дали сыну шестьдесят пять долларов на покупку микрофона, нот и прочего оборудования, чтобы Фрэнк мог петь в хобокенском ночном клубе. Если уж взбрело ему в голову заняться «этой гадостью» – пением, – пусть у него будет фора перед остальными юнцами, которые того же самого хотят. У кого еще есть такие прибамбасы, а? То-то же. А у Фрэнка они будут – значит, будет и преимущество. Так рассуждала Долли Синатра, и Марти ее поддерживал.

Семнадцатилетний Фрэнк, оснащенный собственным микрофоном, начал по выходным петь с небольшими ансамблями в клубах. Мать даже организовала ему концерт в местной штаб-квартире демократической партии. Пел Фрэнк и на школьных танцульках. Постепенно родители и друзья признали, что амбиции Фрэнка цветут пышным цветом не на пустом месте. А пропорционально этому признанию конкретизировались планы юного Синатры, и вскоре в его голове вполне оформилась цель – стать профессиональным исполнителем. Фрэнк теперь верил, что у него получится.

Он постоянно слушал Бинга Кросби и пытался ему подражать, когда принимал душ. Впрочем, Фрэнк быстро понял: необходимо выработать свой особенный стиль хотя бы потому, что в те времена слишком многие юноши копировали манеру исполнения Кросби или, как выражался Фрэнк, «мурлыкали под Бинга», исполняя такие хиты, как «Еще один шанс» и «Я нашел малышку на миллион в магазине “Всё по пять и по десять центов”». У самого Синатры голос был на целый регистр выше, чем у Бинга Кросби. Он вспоминал, что хотел стать «совсем не таким, как Бинг».