Фредерик Рюйш и его дети - [40]

Экспонат Кунсткамеры

Поначалу настоящие-то монстры приехать не осмеливались, хотя указы царские по всей стране зачитывались, и Петр требовал прилежного их исполнения, но опасались они уродство свое в столицу везти да перед государем выставлять… А потом по весне вдруг как прорвало: повезли уродов в Петербург в спиртах и живых на телегах, на бричках и просто пешим ходом. Некоторые с непривычки, замотавшись в плащи, прятали свои достоинства, иные, наоборот, выставляли напоказ… Город наполнился монстрами. Кого здесь только не было, это был настоящий праздник уродства.

В «Ведомостях» печатались, например, такие заметки:

«Из Малой России гетман господин Скоропадский прислал сюда в спирте двух монстров, одного мужеска и женска полов, в одном составе сросшиеся, да теленка с двумя головами». В 1725 году из Ахтырок от князя М. Голицына «были присланы две заурядные собачки, которые, однако же, по росписи, родились от девки 60 лет».

Везли не только человеческих монстров. Из Выборга прислал и овцу с двумя языками и двумя глазами с каждой стороны, из Тобольска – барашков, одного с восемью ногами, другого с тремя глазами. Их были десятки и сотни.

Человеческих монстров размещали в Кунсткамере. Кто был способен физически, работали при музее, некоторых выставляли в качестве живых экспонатов. Поначалу петербуржцы опасались их, обходя здание Кунсткамеры стороной, но потом попривыкли. Возможно, значительную роль в этом сыграла бесплатная рюмка водки, которую наливали каждому посетителю, а во хмелю русскому человеку и сам черт не брат.

Петр привез из-за границы Буржуа – великана гигантского роста – 2 метра 27 сантиметров. Петру нравилось, когда великан стоял на запятках его кареты. После смерти Буржуа его скелет, кожу и отдельные органы отдали в Кунсткамеру, где они хранятся и поныне.

Голова неизвестного мальчика

Петр был добр со своими монстрами, любил угощать их сладостями, уроды отвечали ему преданностью. Были среди них и слабоумные существа, совсем не способные на общение и чувства, от них, как правило, избавлялись родственники, передав на попечение казны, тем более что за своих уродов, являвшихся обузой в хозяйстве, можно было еще и денег получить. Слух о том, что на никчемных можно заработать, распространился по России быстрее указа царского.

А уродов все везли, и везли, и везли…

Так что в Кунсткамере места не оставалось. И встал вопрос о постройке для них специального дома. Петр хотел было денег не жалеть и выстроить им дворец, но денег в казне лишних не нашлось, да и места бы в одном дворце всем не хватило, поэтому живых уродов стали расселять по городу в разные районы.

В Кунсткамере же остались Фома, Яков и Степан, работавшие тут же кочегарами, а когда приходили посетители и представлявшиеся живыми экспонатами, им это дюже нравилось. Особенно же работа экспонатом нравилось Фоме, карапету 126 сантиметров роста, на руках и на ногах у него было всего по два пальца, похожих на клешни рака.

Петербург расстраивался, приобретая свое великолепие, в него съезжались таланты и уроды со всего света, вкладывая в город какой-то свой, особенный дух, придавая великому городу своеобразие.

Оттого Герцен писал: «В судьбе Петербурга есть что-то трагическое, мрачное и величественное». Эта его мысль перекликается со строками Александра Блока: «Петербург – самый страшный, зовущий и молодящий кровь из европейских городов». Еще бы! Ведь Петру удалось вложить в него то, чего нет у других европейских городов, – душу. Душу уродливую, душу иную.

Еще десять лет после смерти Петра работал его указ, уроды исправно поступали в Санкт-Петербург. При Екатерине приток уродов и их финансирование постепенно иссякли, и новых уже не поступало. Но основное было сделано – Петербург все уже получил.

Что же касается тайны бальзамирования, о которой велись переговоры Петра Великого и главного слуги Рюйша Гуго, существует предположение, высказанное доктором Бакменстером, что Рюйш якобы открыл секрет Петру Первому, прося держать это в тайне. Но предположение это само по себе абсурдно, как мы видим из писем Рюйша, да и по самому складу его характера он был не склонен к такого рода дорогим подаркам. Поэтому скорее всего Гуго все-таки продал Петру Первому секрет, который просил держать в строгой тайне вплоть до смерти его хозяина, что Петр и выполнил.

Как известно, Петр перед кончиной сообщил переданный секрет своему архиятеру Блюментросту, тот в свою очередь – хранителю библиотеки Академии наук и Кунсткамеры Иоганну Шумахеру. Шумахер передал его доктору Ригеру, который после смерти Рюйша в 1743 году опубликовал его в первом томе Introductio naturalium.

Ригер писал, что Рюйш для консервации разводил спирт на 1/3 водой и перегонял его с некоторым количеством перца. Известный доктор Бер отмечал, что способ консервации в разведенном спирте известен всякому анатому. Следовательно, секрет был открыт, да не тот, и, судя по всему, хитрый Гуго надул российского царя, продав ему известный всем способ консервации трупов, а не бальзамирования. Но к тому времени, когда мошенничество открылось, и Петр Великий, и Фредерик Рюйш, и сам Гуго давно были в могиле.