Фредерик Рюйш и его дети - [33]

– О! Какая приятная встреча. Здравствуйте, любезный Сергей Игоревич. Прогуливаетесь?

Передо мной собственной персоной, в костюме и галстуке, стоял Александр Петрович, о котором мы только что вспоминали дурным словом.

– А я тоже, знаете ли, прогуливаюсь. Приятная встреча, – он улыбнулся, сверкнув золотым зубом.

Врал он. Все врал, хотя и был я в задумчивости, но все ж таки заметил, что вышел он из черной «Волги», стоявшей неподалеку.

– Я бы даже сказал «случайная встреча», – спровоцировал я, нарочно посмотрев на «Волгу».

– Совершенно верно, случайная, – проследив за моим взглядом, нарочито подтвердил он. – А вы, Сергей Игоревич, человек до крайности наблюдательный – для кого-то случайная, а для кого-то, пожалуй, и нет. Скрывать не стану, у меня имеется к вам несколько вопросов. А вы домой направляетесь?

– Домой.

– Ну, позвольте тогда я вас и препровожу.

Мы пошли рядом.

– Догадываюсь я, что это за вопросы. Должно быть, о Марине, – сказал я с некоторым раздражением.

– А вот и не угадали! – воскликнул радостно Александр Петрович. – О литературе, милейший Сергей Игоревич. О литературе, о чем еще могут говорить два случайно встретившихся интеллигентных человека.

– Если интеллигентных, тогда о женщинах и о выпивке. Или вы хотите, чтобы я вас домой пригласил?

– Нет. Ничуть не беспокойтесь, любезный. У меня ведь только несколько чисто профессиональных вопросов, а я предисловие разовью, бывает, такое обширнейшее, что просто ужас. Ведь вы сейчас книгу о Фредерике Рюйше пишете?

– О! – я даже поперхнулся воздухом. – Откуда же вы знаете, о чем я пишу?

– Из прессы, милейший Сергей Игоревич. Читал газету «Вечерний Петербург», где с вами большое интервью опубликовано, вы там и изволили раскрыться.

Его немилицейские словесные обороты меня раздражали. Тоже мне, Порфирий Петрович хренов.

– Правда, говорил я такое. Не знал, что вы газеты читаете, думал – протоколы в основном.

– Это правда, но, надеюсь, вы меня уязвить не желаете?

– Не желаю, – ответил я, хотя и желал уязвить, да посильнее. Не нравился мне этот тип. Что у него на уме?

– И не только из газеты, но и в отделе антропологии. Мария Николаевна – специалист по Рюйшу – о вас говорила, что вы тоже интересовались. Помните такую?

– Да, конечно, помню.

Я действительно часто наведывался к ней, когда собирал материал о Рюйше, да и в библиотеке Академии наук целыми днями просиживал. Материала было до крайности мало, его приходилось собирать по крупицам.

– Так вот, – Александр Петрович достал пачку сигарет и протянул мне для угощения, я поблагодарил, он вынул сигарету и прикурил.

– Так вот – затягиваясь дымом, продолжал он, – у меня и вопрос к вам как к специалисту по Фредерику Рюйшу.

– Тогда вам, Александр Петрович, не ко мне. Я ни в коем случае не специалист по Рюйшу, я, конечно, почитал кое-что, почитал… Но я никак не могу считаться специалистом, а вот Мария Николаевна – да, это мировая величина… Так что вам лучше к ней. Да и вообще, что вас может интересовать в этом анатоме, умершем в начале восемнадцатого века, да еще и в Голландии.

– Да вот меня интересует один странный вопрос. Может быть, вы, любезнейший, поймете, почему я пришел к вам, а не к ученым-специалистам. Вопрос касается секрета мумифицирования людей, который изобрел этот ученый.

– Бальзамирования, – поправил я, хотя, по сути, разницы не было.

За разговором мы дошли уже до моего дома и остановились на углу возле детской площадки.

– Ну да, пусть бальзамирования. Так вот, скажите мне, любезный Сергей Игоревич, а не мог ли этот секрет дойти до наших дней?

Я усмехнулся.

– Как раз об этом я сейчас и пишу. Об этом мечтают многие анатомы уже три века. Я думаю, что теоретически дойти мог. У Рюйша было двое детей. Сын умер еще до кончины самого Рюйша, а дочь Рахиль пережила отца на девятнадцать лет, но, судя по всему, секрета не раскрыла, а может быть, и не знала. А сам Рюйш был, по-моему, слишком жаден до денег, чтобы делать подарки человечеству.

– Значит, никак.

– Нет. Думаю, никак, – развел я руками. – Надеюсь, я вас не очень огорчил.

– Ну хорошо, – не отставал привязчивый Александр Петрович, – а другими путями какими-нибудь?

– Что значит «другими»?

– Ну, если бы не он сказал, если бы украли.

– Кражи – это по вашей части… А впрочем, ведь ходили слухи о том, что Рюйш передал секрет Петру Первому. Конечно, это маловероятно: слишком жадным был старик. Но я пишу в своем романе о том, что секрет продал Петру слуга Рюйша. Потом Петр передал его врачу Блюментросту, тот после смерти Петра, в свою очередь, передал его хранителю Библиотеки Академии наук Шумахеру, и секрет этот уже после смерти самого Рюйша (должно быть, такая была у Петра договоренность при покупке) был опубликован в 1743 году доктором Ригером. Но секрет оказался, как говорится, туфтой. Это было не бальзамированием, а приготовлением спиртового раствора, который не был секретом и о котором знал всякий анатом.

– Удивительно, что этот секрет, который знали все, передавался несколько десятилетий как великая тайна. – Александр Петрович пожал плечами. – Неувязка какая-то.

– Ну да, – согласился я. – Тут есть неувязка, но так считают ученые, изучающие жизнь Рюйша.