Фредерик Рюйш и его дети - [32]

Надев халат, я вышел в кухню. Марина не спала – удивительная девушка, как зомби, – я вообще не видел, чтобы она когда-нибудь спала.

– Как хорошо, что вы проснулись. Вы по утрам студень едите?

– Я ем его всегда, – улыбнулся я, борясь с сильным желанием обнять и поцеловать девушку.

Зазвонил телефон. Я поднес трубку к уху.

– Позовите, пожалуйста, Марину, – попросил мужской голос. Я насторожился.

– Какую Марину? Вы не туда попали.

– Я вчера заходил, дома ее нет, значит, она у вас. Не заставляйте меня говорить вам гадости.

– Что, это меня? – подошла Марина, встревоженно глядя на меня.

– Да, тебя, – я протянул трубку.

– Ну чего ты звонишь! – злобно закричала она в трубку. – Я же тебе сказала: между нами все кончено, – прижимая трубку к уху, она пошла в свою комнату и притворила дверь. – Да, люблю! – слышал я уже приглушенно. – Да, не хочу, никогда!..

Черт! Как было приятно слышать такие слова очаровательной девушки, они сразу подняли мне настроение. Какое счастье, что кто-то на этом свете тебя любит по-настоящему, страстно… как, впрочем, и ты сам.

Марина вернулась расстроенной.

– Друг твой звонил?

– Да, – ответила она сердито. – Идиот!

– А как его, кстати, зовут? Ты нас не представила.

– Циркач.

– Понятно, Циркач так Циркач. Давай позавтракаем, потом я пойду к Николаю Николаевичу в милицию, расскажу, что вчера эти двое попсарей приходили.

– Может, не нужно в милицию? – проговорила Марина, раскладывая студень по тарелкам. – Опять путаница какая-нибудь начнется.

– Что значит «не нужно»?! – я поднял брови. – Там неизвестно что с твоей матерью вытворяют, а ты говоришь «не нужно».

Марина поставила передо мной тарелку.

– Я не верю, что они помогут ее найти, да и вообще…

– Что «вообще»?

– Ну, может, она действительно на юге отдыхает в санатории.

– Я не понимаю тебя, Марина. Поясни, пожалуйста.

– Да нет, я так… Вы на меня внимания не обращайте. Мне сейчас нужно будет уйти ненадолго, – сказала она, потупившись и глядя в тарелку.

– С Циркачом встречаться? – голос мой прозвучал как-то глухо, и я, чтобы скрасить неловкость, закашлялся.

– Да, – сказала Марина, и ее голос тоже как-то дрогнул, или мне это только почудилось.

– Понятно.

Я молча ел студень, в первый раз в жизни без удовольствия, Марина тоже молчала.

– Вы не подумайте, – вдруг сказала она, подняв голову от тарелки и прямо глядя мне в глаза. – У меня с ним уже все кончено.

Как восхитительно прозвучали для меня эти слова, я с трудом удержал улыбку.

– Возьми ключи, на стене возле зеркала висят… если вернешься раньше.

Николай Николаевич был в кабинете один.

– Ну, рассказывай, – сказал он, как только я сел за стол.

Я рассказал, как приходили два головореза и набили мне лицо. Рассказал я и о телефонном звонке, после которого они тут же ушли, осыпая меня извинениями и воздушными поцелуями. Николай Николаевич, сидя за столом, слушал внимательно, иногда уточняя детали.

– Дело запутывается, – сказал он, когда я закончил. – Я был уверен, что все гораздо проще. Любовь молоденькой девчонки к известному писателю…

– Ну, известному – это уж слишком… – перебил я, но Николай Николаевич не услышал моих слов и продолжал:

– Ну, знаешь там, шуры-муры, придумала историю с похищением, чтобы к нему переселиться, пока жена в отпуске, устроила бардак, ну, и все такое прочее… Но откуда эти типы взялись? Мы их по картотеке пробьем, но у меня профессиональное чувство, что у нас на них ничего. Кроме того, мы выяснили, что Татьяна Владимировна в санаторий отправилась не по путевке, а дикарем. И где именно остановилась, выяснить пока не удалось. Но мы ведем работу в этом направлении не потому, что бардак там, в квартире, навели, а потому, что этим исчезновением заинтересовался, знаешь, кто? Александр Сажин. Ну, помнишь, я тебя знакомил, у меня в кабинете сидел Александр Петрович с золотым зубом. А он просто так интересоваться ничем бы не стал, а здесь вцепился, как бульдог, – информацию ему подавай. Значит, знает что-то. Поэтому мы свои ресурсы подключили. Работаем, ищем. А твои вчерашние хулиганы только подтверждают то, что мы на правильном пути. Выяснили также, что у Татьяны Владимировны с работы исчезли важные документы. Там тоже свое расследование. Так что машина заработала, ну и все такое.

– А мне теперь что делать?

– За девушкой смотри… хотя не нужна она никому, я думаю… – он внимательно посмотрел на меня. – Кроме тебя, конечно.

Меня бросило в краску.

– Ну и духота, – сказал я, надув щеки, – градусов, наверное, двадцать пять на улице.

Я неторопливо брел к дому. На улице жарко не было: часто набегавшие тучки скрывали солнце, кроме того, дул северный ветер. Я понимал, что положение, в котором оказались мы с Мариной, слишком неопределенное. Нужно было что-то решать. Нас тянуло друг к другу, но я был женат и вовсе не собирался обманывать свою жену, ведь мы были вместе уже двадцать пять лет, но, с другой стороны… С другой стороны, такого чувства, как к этой девушке, я не испытывал никогда раньше, и я понимал, что маленькое пространство отделяет меня от пропасти, и если я преодолею его, то уже ничто не остановит меня, не остановят ни здравый смысл, ни моральные, ни религиозные принципы.