Франсуаза Саган - [68]

прыгнул за борт «Нарцисса»: «Одиночество уходило, а на его место приходило осознание бесполезности собственной жизни, отсутствие жизненных сил, способности к сопротивлению, реализма оценок, прилив исступленного, ребяческого желания быть любимым, и все вдруг показалось ему слишком трудным, слишком тяжким…»

Но когда он перешагнул борт, «что-то холодное, тонкое стегнуло его, обвилось вокруг туловища, прежде чем сомкнуться на шее. Нечто вроде троса, от которого, как успел подумать Андреа за тысячную долю секунды, он сейчас освободится. И Андреа умер, думая, что спасся». Это значило приписать смерти благосклонность к отчаявшемуся. Горькая констатация романистки, которая пережила самоубийства многих близких людей. В этом траурном списке композитор Мишель Магн, журналист Жан Марвье и фотограф Филипп Шарпентье.

Правдивая ложь

«Писать роман — значит лгать… я люблю лгать. Я всегда лгала». Франсуаза Саган научилась обманывать мир, чтобы избежать чересчур сложных жизненных ситуаций. Она играла комедию, как персонажи, которых она выводила на сцену в своих романах и пьесах. Требовательная, желающая получить все и сразу, она проявляет стремление к власти над людьми и обстоятельствами, свойственное гордым натурам. Для нее ложь — это способ скрыться от реальности, где царит тоска или, того хуже, безысходность. В этих условиях лучше беспардонно лгать, рискуя обидеть собеседника, если трюк слишком груб.

Однажды Франсуаза Саган не раздумывая телеграфировала Мари-Элен де Ротшильд, которая в 1971 году пригласила ее в Ферьер на «Бал Пруста», посвященный столетию писателя: «Затруднения. Двусторонняя пневмония». Мари-Элен позвонила своей подруге: «Ты мне лжешь. С какой стати двусторонняя пневмония?» — «Я не знаю. Мне это показалось наиболее правдоподобным», — сконфуженно пробормотала уличенная в очевидной лжи Франсуаза. Как написал муж[334] Мари-Элен, баронесса Ротшильд «…любит праздник ради праздника, эту паузу, которая возникает во времени как вздох, как улыбка жизни».

В этом она сходится с романисткой, которая придала горячей поспешности своего жизненного ритма фицджеральдовские оттенки. Это может быть костюмированный бал в великолепном венецианском дворце, дружеское застолье («Мы все друг другу близки, — говорит Жак Шазо. — Это значит, что мы знаем, кто с кем идет спать»), отношения в традициях Скотта и Зельды Фицджеральд. Вот как Франсуаза их представляет:

«Примерно 1925 год, около семи утра, бутылка “Дом Периньон” лежит наготове на сиденье фиакра между Скоттом Фицджеральдом, одним из лучших американских писателей своей эпохи, и его женой, красавицей Зельдой, возвращающимися в “Ритц”. Впрочем, это неправдоподобно, ведь в действительности, я думаю, она не любила ни больших отелей, ни марочных вин, ни великой любви. Тем не менее этим прелестным утром они были, конечно, оба молоды, богаты, красивы и веселы»[335].

Это могла быть ночная прогулка в одиночестве.

«Весь Париж во мраке — ваш, — пишет Франсуаза, — все улицы, проспекты, кафе, все облака и все рассветы. Берите машину и езжайте. Париж и ночь будут беззащитны»[336].

Праздник — это также способ выйти из тяжелого периода. После несчастного случая в Боготе Франсуаза захотела пригласить друзей по случаю своего выздоровления. «Празднуется выздоровление», — говорит Зельда, героиня пьесы «Хорошая погода днем и ночью».

Ее зовут Зельда, как Зельду Фицджеральд, которая сошла с ума и погибла, заживо сгорев в психиатрической клинике. Она тоже побывала в заточении и сохранила ужасные воспоминания:

«Эти лечебницы — страшное место, знаешь, даже те, где есть все удобства. Это цвет беж, все бежевое, бежевый давит отовсюду, все время. Этот цвет становится унизительным…»

Это одна из лучших пьес Франсуазы Саган, которую она написала одним махом после смерти отца. Генеральная репетиция в «Комеди дэ Шанз-Элизэ» 18 октября 1978 года обернулась катастрофой. Как только был поднят занавес, стало ясно, что Анну Карину в роли Зельды и ее собратьев по несчастью ждет провал.

Во время премьеры оборвались тросы, державшие лифт, в котором находилась принцесса Каролин де Монако, отделавшаяся сильным испугом. Франсуаза Саган суеверно увидела в этом несчастье предзнаменование обманутых надежд. Это будет самый большой провал в ее жизни, но она не впадет в отчаяние:

«Как и всякий раз в подобных случаях, недели две я весело насвистывала: провал в театре бодрит гораздо больше, нежели успех, — по крайней мере меня»[337].

Мари-Элен де Ротшильд устроила ужин у себя в отеле «Ламберт», на улице Сен-Луи-ан-л’Иль, где приглашенные старались сохранять достойный вид, несмотря на то что находились под тяжелым впечатлением от пьесы, превращенной в нравоучительную историю. Франсуаза пришла с другом, итальянцем Массимо Гаржиа, который сохранил часть рукописи «Хорошая погода днем и ночью». Она подарила ему одну из тетрадей с таким посвящением: «Для Массимо, который красив, добр, весел, умен и нежен, как немногие из друзей Ван ден Бергов».

Зельда, которая происходила из богатой фламандской семьи сталелитейных промышленников, была отправлена в Швейцарию после того, как подожгла свою квартиру. Многие убеждены, что в большей степени, чем слабым нервам, она обязана своим недугом удовольствиям: алкоголю, игре, наркотикам, хулиганству, бессонным ночам, мотовству. Сумасшествие! Она сама подтверждает это, говоря молодой любовнице своего мужа: «Например, я очень любила кокаин, я любила бродяжничать по улицам, я ужасно любила стимуляторы: я имею в виду мужчин и возбуждающие таблетки».