Франсиско Суарес о речи ангелов - [53]

Шрифт
Интервал

, а другие и того менее; однако архангелы и ангелы всегда относятся к низшим чинам, а херувимы и серафимы – хотя они могут меняться местами – к высшим. Высшая иерархия непосредственно сообщается с Богом, низшая непосредственно сообщается с людьми, средняя принимает просвещение от высшей иерархии и передает его низшей[64].

Серафимы[65], в соответствии с их (еврейским) именем, – это «пламенеющие», или «пылающие» духи[66]. В видении Исайи (Ис 6, 1–13) они предстают в вечном и неустанном полете вокруг Престола Господа; им присуща, по словам Исайи, власть очищать пылающим всепожирающим огнем. Шестикрылые серафимы[67] суть световые знаки присутствия Божия; они ассоциируются с чистейшим светом и мудростью. Согласно Герману Константинопольскому, в литургии диаконы представляют серафимов[68].

Имя херувимов[69] указывает на них как на существа, обладающие «полнотой знания»[70], «изобилием мудрости». Бог наделил их способностью прямо взирать на него; быть может, поэтому их называют также многоглазыми, πολυόμματα[71]. Херувимы «четырехвидны» (τετράμορφος), хотя неясно, относится ли этот атрибут к каждому херувиму в отдельности или к ним всем, взятым совокупно. Они вместе с серафимами возглашают Трисвятое[72] и вместе же участвуют в Евхаристии[73].

Престолы[74] обладают свойством богоподобия. Так как они несут в себе образ Божий, они суть совершенные носители Бога, серафимов и херувимов[75].

Природа этой высшей иерархии состоит в чистоте, просветленности и совершенстве. Эти духи чисты, потому что непогрешимо и совершенно принимают святость Творца. В познании Бога они не зависят от метафор и символов, но наделены светом, благодаря коему способны взирать на изначальную красоту Бога. Они живут в непосредственном созерцании Бога и передают свои усмотрения следующим триадам, дабы все блаженные духи песнопениями прославляли Бога.

О природных свойствах второй триады духов нам опять-таки сообщают их имена. Господства[76] внутренне причастны богоподобию как первоистоку любой суверенности и осуществляют такой способ властвования, который никогда не вырождается в тиранию. Согласно Дионисию, они утверждают ангельские обязанности и выполняют веления Божии через господство над другими ангелами, никогда, однако, их не унижая.

Начала (или силы)[77] отличаются неколебимым мужеством и восприимчивостью к божественным просвещениям[78]. Как утверждает Дионисий, их имя указывает на бесстрашие перед лицом любого начинания и отвагу, неустанно просвещаемую действием божественной первопричины.

Благоустроенная гармония в принятии божества характерна для властей[79]; поэтому он легко приводят самих себя и низлежащие сущие к Богу.

Особенности третьей триады также высвечиваются именами. Силы (или первоначала)[80] являют себя как существа, причастные к божественному Первоначалу и приводящие других к Богу своим «царственным водительством».

Сонм святых архангелов[81] занимает срединное положение между силами и ангелами, ибо, с одной стороны, архангелы обращены к высшему и царственному бытию, а с другой стороны, они выполняют функцию толковников, сообщая людям о решениях Бога. Для Дионисия они – истинные глашатаи и посланцы, предающие веления Божии ангелам и людям; их положение как «толковников» позволяет им сообщать людям советы Божии.

Наконец, ангелы[82] именуются так потому, что это имя раскрывает их природу как «посланцев». Они ближе всего стоят к нам, людям.

Развернутая здесь система образует основу понятия ангельских сонмов[83]. Согласно этой точке зрения, небесная иерархия была установлена самим Богом и представляет собой воспроизведение первоначальной троичной божественной красоты. Высший чин окружает Всевышнего в богоподобном преображении. Он сообщает божественный свет, мудрость и благодать низшим чинам. Церковная иерархия есть образ небесной. Через Христа обе иерархии встроены в тринитарное изобилие божественной жизни. Ступени священства в Церкви соответствуют небесным чинам.

Гимны, упоминающие о высших чинах, свидетельствуют о том, что престолы считаются второстепенными духами в сравнении с херувимами и серафимами, а их функции не отличаются отчетливо от функций первых двух чинов. Ангелы и архангелы, напротив, значительно превосходят среднюю триаду – если не всегда по порядку перечисления, то по степени почитания. В литургии упоминаются главным образом херувимы и серафимы, ангелы и архангелы, и это вполне объяснимо: ведь именно их обязанности и высокое достоинство яснее всего засвидетельствованы Священным Писанием.

«Эрминия» – учебник живописи, составленный монахом-живописцем Дионисием с Горы Афон[84], – содержит наставления об украшении церквей, восходящие к самым ранним временам. При изображении небесной иерархии рекомендуется придерживаться следующих правил[85]. Престолы должны иметь вид огненного колеса, образованного четырьмя круговидными крыльями. Херувимы должны быть облачены в ризу, мантию и тунику; у них по два крыла. Серафимы выглядят как ангелы, алые, словно огонь, с тремя парами огненных крыльев и пылающим мечом в деснице; крылья служат им одеянием, а ступни остаются босыми. Для господств характерны стихарь и мантия без всяких украшений и одна пара крыльев; скипетр в правой руке и держава с надписью «Иисус Христос» в левой. Начала облачены в стихарь и орарь, подобно господствам, имеют по одной паре крыльев, но босы. Власти предстают в стихарях, орарях и туниках, которые достигают колен и украшены богатой каймой; в остальном они изображаются подобно господствам. Силы нужно живописать более нарядными, чем власти; они предстают обутыми, и в руке у них вместо скипетра лилия. Архангелы имеют вид воителей, в сапогах и доспехах, но без шлема; у них одна пара крыльев. В левой руке у них держава с монограммой Христа, в правой – меч острием вверх. Ангелы выглядят как диаконы, облаченные в стихарь, тунику и орарь; их ступни богато украшены; в правой руке они держат жезл, в левой – державу


Рекомендуем почитать
История животных

В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.


Бессилие добра и другие парадоксы этики

Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн  Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.


Диалектический материализм

Книга содержит три тома: «I — Материализм и диалектический метод», «II — Исторический материализм» и «III — Теория познания».Даёт неплохой базовый курс марксистской философии. Особенно интересена тем, что написана для иностранного, т. е. живущего в капиталистическом обществе читателя — тем самым является незаменимым на сегодняшний день пособием и для российского читателя.Источник книги находится по адресу https://priboy.online/dists/58b3315d4df2bf2eab5030f3Книга ёфицирована. О найденных ошибках, опечатках и прочие замечания сообщайте на [email protected].


Самопознание эстетики

Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.


Иррациональный парадокс Просвещения. Англосаксонский цугцванг

Данное издание стало результатом применения новейшей методологии, разработанной представителями санкт-петербургской школы философии культуры. В монографии анализируются наиболее существенные последствия эпохи Просвещения. Авторы раскрывают механизмы включения в код глобализации прагматических установок, губительных для развития культуры. Отдельное внимание уделяется роли США и Запада в целом в процессах модернизации. Критический взгляд на нынешнее состояние основных социальных институтов современного мира указывает на неизбежность кардинальных трансформаций неустойчивого миропорядка.


Онтология трансгрессии. Г. В. Ф. Гегель и Ф. Ницше у истоков новой философской парадигмы (из истории метафизических учений)

Монография посвящена исследованию становления онтологической парадигмы трансгрессии в истории европейской и русской философии. Основное внимание в книге сосредоточено на учениях Г. В. Ф. Гегеля и Ф. Ницше как на основных источниках формирования нового типа философского мышления.Монография адресована философам, аспирантам, студентам и всем интересующимся проблемами современной онтологии.