Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871 - [160]

Кампания на севере Франции

Гамбетта и Фрейсине не замедлили воспользоваться в своих интересах наступившим затишьем. Их ресурсы, правда все еще пребывавшие исключительно на бумаге, были огромны: без малого миллион человек, находившихся в армии или же пригодных к службе, да еще к этому следовало прибавить и тех, кто в достаточном количестве ковал вооружение на отечественных военных предприятиях, в то время как поток импортированного из Америки и Великобритании оружия беспрепятственно устремлялся в страну через морские порты. Принимая все это во внимание, не было нужды впадать в отчаяние при мысли о возобновлении наступления. Гамбетта не отчаивался. Бурбаки в Бурже уже повторно сумел набрать целых три корпуса, способные к еще одному наступлению. Шанзи потребовалось менее недели в Ле-Мане, чтобы выставить несколько колонн и как следует припугнуть немцев на реке Луар и убедить Гамбетту возобновить наступление. И, наконец, генерал Федерб взял на себя командование Северной армией.

Падение Руана практически изолировало северные департаменты Франции от провинций центра и юга страны, служивших ядром отпора противнику. После этого Лилль стал фактически столицей северных департаментов, связанной с Бордо только телеграфными линиями, проходившими через Англию и Гавр. С их ограниченными ресурсами, северные провинции были напрасной головной болью для немцев, сплошной досадой, но если бы эти ресурсы с умом использовать, то это была бы уже не просто досада, а кое-что посерьезнее. Существовал промышленный потенциал Лилля и окружавших этот город районов, как мог убедиться Бурбаки, там преобладал здоровый республиканский дух, там существовал замысловатый барьер в виде крепостей, штурмовать которые немцы не рисковали, а поток сбежавших из Германии военнопленных французов предоставлял войскам армии кадровых военных. Эти силы уже весьма умело приводил в надлежащее состояние полковник Фарр, начальник штаба у Бурбаки, и они уже весьма положительно проявили себя в Виллер-Бретоннё, когда в начале декабря генерал Федерб взял над ними командование.

Федерб, как и Шанзи, в начале войны находился в Алжире. Ранее он был губернатором Сенегала, и эта колония под его умелым руководством обогатилась, обеспечив ему достойное место в созвездии военных-администраторов, которых в изобилии плодила Франция в течение XIX столетия. Пребывание в Африке пагубно сказалось на его здоровье, и зимняя кампания в Пикардии обернулась для него истинным мученичеством. Страдающий лихорадкой Федерб вынужден был ежедневно ложиться спать уже в 5 часов вечера, а в полночь вновь подниматься, чтобы продиктовать приказы. Если ему и не хватало присущей Шанзи поразительной способности быстро восстанавливать прежнее физическое и душевное состояние, он, как и Шанзи, обладал способностью хладнокровно оценить как достоинства, так и недостатки находившихся под его командованием войск. К этому следует добавить и выдающуюся смелость мышления. В отличие от Шанзи, Федерб на победу не надеялся: он просто готов был тянуть свою лямку военного до самого конца, до тех пор, пока правительство не остановит его в приказном порядке. Но, как и Шанзи, он завоевал доверие офицеров-республи-канцев и сотрудничал с ними без всяких разногласий. Качества, востребуемые в дисциплинированной армии, указывал он, были теми же, которые Гамбетта требовал от страны в целом: презрение к смерти, дисциплинированность и строгость моральных норм (austerite des moeurs), именно их, как он заявил, он и намерен насаждать. От тех, кто считал строгость моральных норм превыше своих сил – а таких было более чем достаточно, – он требовал, «по крайней мере, достоинства и в особенности умеренности». Малейшие проявления насилия, грабежи и мародерство, объявил он, будут наказываться предельно строго. В отличие от Луарской армии, где дисциплина упала, не выдержав напряжения постоянных сражений и тягот кампании, Северная армия, пребывавшая в безопасности в стенах крепостей и проводившая лишь операции локального характера, и, как правило, успешные, была во власти своих унтер-офицеров и офицеров, неблагодарной задачей которых было не только осуществление командных функций в ходе боевых действий, но и обеспечение у себя в тылу повиновения личного состава и привития ему тех самых чисто военных качеств, без которых немыслима ни одна армия мира. Но на все это требовалось время, а его у Федерба постоянно не хватало. Федерб знал пределы своих сил и возможностей. «Моя армия – 35 000 человек, – сказал он Гамбетте 5 января, – половина из которых способна бесстрашно воевать. И с каждым сражением число их уменьшается. Остальные лишь создают эффект присутствия на поле боя». У него не хватало оружия и снаряжения: ни англичане, ни бельгийцы, с которыми были заключены контракты, в достаточном количестве ни того ни другого не производили. «Мы прилагаем огромные усилия, – заверял он Гамбетту, – но ведь очевидным является то, что такая масса невооруженных, лишенных командиров, необученных солдат – источник слабости и причина бессмысленных потерь. Невежественные и бездеятельные офицеры – угроза, они способны дезорганизовать всё». Один из командующих дивизиями Федерба, генерал Робен, бывший капитан из военно-морских сил, печально известный коррумпированностью, «свободой нравов» и некомпетентностью, однажды дошел до того, что разместил штаб своего соединения в местном борделе. Федерб вступился за Робена лишь потому, что тот был инициативным командующим и понимал солдата и что, по крайней мере, он был лучше своего начальника штаба, который даже не умел сесть на коня.