Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871 - [144]

Наконец, Бисмарк, как и Роон, обеспокоенно взирал на несуразно большие запросы Генерального штаба касательно ресурсов Пруссии и ее союзников. В октябре Бронзарт уже жаловался на трудности при реквизиции достаточного количества подвижного состава в Германии. «Люди, как правило, склонны забывать в опьянении победами о том, что мы все же пока еще находимся в состоянии войны, – писал он, – и им следует приучить себя переносить все невзгоды, даже если речь идет об ограничении в Германии курсирования пассажирских поездов». Граф фон Иценплиц, министр торговли, постоянно возражал против явно избыточных требований военных, и Бисмарк поддерживал его. Армия каким-то образом разбазарила свои ресурсы: 2600 фургонов простаивали в ожидании скорой капитуляции Парижа, и он категорически настаивал на том, чтобы Иценплиц отказался предоставить больше фургонов. В свою очередь Мольтке, что было совсем неудивительно, жаловался на «произвол и деспотизм Бисмарка. «В военных вопросах, как и в политических, – сетовал он, – федеральный канцлер считает, что все должен решать сам, не обращая ни малейшего внимания на то, что советуют ему ответственные эксперты», в то время как Бисмарк скорбел по тем дням, «когда такие люди, как Фридрих II Великий, которые и сами были генералами и кое-что понимали и в управлении, действовали не хуже собственных министров… А тут эти постоянные выклянчивания и разговоры!» «Я пошел на войну, – как-то полушутя-полусерьезно заявил он, – собираясь ничего не жалеть для военных властей, но в будущем я точно переметнусь к защитникам парламентского правительства, и если и они будут раздражать меня, займу стульчик где-нибудь среди левых, причем на самом краешке». Он во всеуслышание критиковал способы ведения войны: это совершенно никому не нужное наступление в центр Франции, это распыление сил по всей стране, вялое проведение наступательных операций у Парижа и, прежде всего, затягивание с артиллерийским обстрелом города.

Именно по этому, последнему вопросу все разногласия в Версале и достигли кульминации. Идя на блокаду Парижа, Мольтке планировал и подготовку к возможному артобстрелу фортов и укреплений. Ни он, ни Роон тогда и не думали, что в этом на самом деле возникнет необходимость: Мольтке действительно верил, что Париж капитулирует, как только прекратятся поставки молока. Тем не менее было велено доставить из Германии осадные орудия, включая 150-миллиметровые орудия и 210-миллиметровые мортиры производства Круппа, до сих пока что не опробованные в боевой обстановке. Осадные орудия установили в Вилакубле, и боеприпасы для них были добавлены к обширному перечню позиций, каждая из которых претендовала на первоочередность доставки по перегруженной железнодорожной линии, соединявшей немецкие войска с их базами. 30 октября был разработан план артиллерийского обстрела фортов Исси и Монруж и участка ограждающей Париж стены позади них и вспомогательного артиллерийского обстрела Сен-Дени в качестве отвлекающего маневра, а 9 октября операция была официально одобрена королем. Однако ни

Мольтке, ни его штаб особого рвения по этому поводу не продемонстрировали. В результате артиллерийского обстрела Страсбурга, указывал Бронзарт, лишь впустую были потрачены боеприпасы, к тому же он вызвал гнев населения и ни на день не приблизил капитуляцию. Даже если не атаковать сам город, как полагал Блюменталь, штурмовать форты не представится возможным до декабря, а городские стены – до января, и с этими расчетами соглашался Мольтке, заявив, что «вопрос об артобстреле Парижа так и не встанет, ибо французы умрут от голода задолго до начала обстрела». Кронпринц, армии которого был поручен артиллерийский обстрел, подводя итог общего мнения высокопоставленных немецких военных, 26 октября писал: «Все командующие, включая и меня во главе их, едины в одном – мы должны использовать все средства, чтобы вынудить Париж к сдаче одним только голодом».

Для военных артиллерийский обстрел был чисто техническим вопросом, причем достаточно сложным, так что они ничего не имели против, чтобы, по возможности, этих сложностей избежать. Но этот замысел произвел настоящий фурор в самой Германии. Стремление отомстить за все беды, пережитые немцами по милости французов, чисто протестантское злорадство – вот, мол, сотрем в порошок этот Вавилон наших дней. Это было то же самое злорадство, которым был движим император Священной Римской империи Карл Y (он же испанский король Карл I), разрушавший со своими ландскнехтами Рим в 1527 году, да еще наложившееся на стремление пробудить в Германии отнюдь не достойную похвалы жажду в упор расстрелять Париж, то есть не просто осуществить артобстрел как чисто военную операцию – подавить и уничтожить укрепления противника, одним словом, действовать в контексте проведения осады, а атаковать, по сути, мирное население вражеской столицы, совершить акт национальной мести.

Бисмарк, нимало не смущаясь, способствовал разжиганию этого психоза в немецкой прессе, воспользовавшись своим влиянием на газетчиков. В конце концов, он разделял точку зрения об артиллерийском обстреле – что было отнюдь не чуждо его воззрениям и его характеру, – канцлер, разумеется, полагал, если верить его заявлениям после сражения у Седана, что газетчиков и политических агитаторов Парижа, это средоточие зла в Европе, необходимо привести в чувство. Кроме того, помня о сновавшем от одного королевского дворца Европы к другому Тьере и держа палец на вялом пульсе государств Южной Германии, Бисмарк грезил о скором конце войны. Если французы смогут сопротивляться достаточно долго, то не исключено, что могут вмешаться европейские державы, да и весь союз германских государств окажется под угрозой утраты единства. Лишь падение Парижа обусловит конец войны, и лишь артобстрел, в этом Бисмарк был убежден, ускорит падение Парижа. Всю аргументацию технического характера, исходившую от военных, канцлер отбрасывал. Артиллерийский обстрел откладывался, по его глубокому убеждению, исключительно из-за всех эти бабьих причитаний при дворе и в армии, всячески поощряемых кронпринцем и через него принцессой Викторией (дочерью английской королевы Виктории и матерью последнего германского императора Вильгельма II) и ее английскими приятелями.