Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871 - [112]

«Проходимая брешь» согласно ритуалу осады служила сигналом для благородной сдачи. Стены уже больше не могли служить эффективной защитой, и силы нападения должны были готовиться к бою. Но пока что сигнала начала атаки не последовало. Для принуждения гарнизона к капитуляции Вердер использовал самое эффективное оружие, куда эффективнее артиллерии. Швейцарские представители, которых он пропустил через линии осады, донесли до жителей Страсбурга первые новости о событиях во Франции. Именно от них те узнали и о разгроме Шалонской армии, и о блокировании Рейнской. То есть исчезли всякие надежды на лучшее, а с ними и решимость продолжать сопротивление, и боевой дух населения и защитников города и крепости, закалившийся за месяц бессонных ночей, резко упал. 19 сентября Ульрих отклонил повторное требование муниципалитета о сдаче крепости, но в тот же день немцы захватили первое внешнее укрепление и усилили огонь, исключив тем самым всякую возможность обороняться. 27 сентября Ульрих, которого проинформировали о том, что брешь вполне проходима и что атака противника неизбежна, спросил об условиях сдачи, и 29 сентября защитники крепости капитулировали. Исправное вооружение немцы захватили в качестве трофеев, а солдаты и офицеры гарнизона были взяты в плен.

Ульрих осуществлял оборону решительно и в то же время не нарушая неписаных законов войны, как, впрочем, и Вердер. Они обменивались вежливыми посланиями, переговоры между оборонявшимися и parlementaires проходили в атмосфере дружелюбия, и в процессе сдачи Ульрих удостоился уважительного обращения как хоть и побежденный, но бесстрашно исполнявший воинский долг неприятельский командующий. Подобное соблюдение протокола пришлось явно не по душе личному составу. Гарнизон, которому были дарованы привилегии мужественных защитников, толпой выходил наружу через ворота. Держались солдаты развязно, ни о какой воинской дисциплине и речи не шло, многие из них были пьяны. Солдаты на ходу ломали оружие, предпочитая не сдавать его противнику в исправном виде. Отпущенный под честное слово Ульрих тут же отбыл сначала в Тур, а затем и в Швейцарию и, будучи в изгнании, стал объектом нападок со стороны своих соотечественников, объявивших, что его церемонная любезность в отношении противника, как и «преждевременная» сдача, равноценна измене. В ходе «войны народов» места для подобных благородных жестов не было, и желавших последовать этике Ульриха было крайне мало. В каком-то смысле осаду Страсбурга можно рассматривать как последний пример методов ведения войны, преобладавших в Европе начиная со Средневековья, но целенаправленные обстрелы города и крепости и массовая гибель мирного населения ознаменовали наступление новой эры ведения боевых действий.

А вот для взятия Меца ни артиллерийских обстрелов, ни штурмов не потребовалось. К октябрю и жители города, и военные почувствовали на себе все ужасы начинавшегося голода. В течение четырех недель они жили относительно беззаботно, полагаясь на огромные запасы провианта, накопленные для проведения кампании, и Базен явно не собирался урезать нормы выдачи провианта, что вполне могло бы обернуться массовым исходом войск и жителей города. В дополнение к уже имевшимся запасам мяса оставалось еще много лошадей, которых так и не успели вывести из Меца, забой и распределение мяса которых начались 4 сентября. Но мясо это было съедобно лишь в виде солонины, а вот запасы соли достигли критического уровня – именно соли оборонявшимся отчаянно не хватало. В Меце цена на соль подскочила на 8000 % (в 80 раз), и 20 сентября, после того как весь город обшарили в поисках запасов соли, рацион ее в войсках решено было сократить на три четверти. В течение нескольких дней медицинские службы сообщали об участившихся случаях дизентерии и диареи. Запасы конины постоянно росли – кавалеристы забивали лошадей в связи с нехваткой фуража. Начиная с 30 сентября каждый корпус отправлял на бойню по 55 лошадей ежедневно, а пять дней спустя эта цифра увеличилась до 75 – так стремились избежать падежа животных. Запасы сахара и кофе также истощались, 20 сентября их рационы уменьшились на треть, что было хотя и приемлемо, но в любом случае недостаточно. Состояние лошадей было уже неописуемым, да и состояние самих войск, располагавшихся биваком в лагерях в условиях проливных дождей, было ненамного лучше. Те, кто мог себе это позволить, заполняли городские кафе, где цены на ненормированные продукты быстро взлетели до небес, став практически недоступными и для военных, и для большинства горожан. Кофинье обвинил армию в проедании резервов провианта, предназначавшегося для гражданского населения, командующие корпусами в ответ винили гражданские власти в создании тайных запасов продовольствия. Происходили конфликты и между гражданским населением и военными, и Базен вынужден был призвать на помощь городскую жандармерию в целях их предотвращения. Обострялись отношения и внутри войск – между солдатами и офицерами, последние еще могли осилить вздутые цены, короче говоря, политическое противостояние в Меце усиливалось. Кризис наступил 7 октября, когда Кофинье сообщил Базену, что имеющихся в его распоряжении запасов муки хватит лишь на 10 дней и что, если норму отпуска хлеба уменьшить на две пятых, упомянутых запасов может хватить на 18 дней. В тот же день обернулся неудачей и рейд военных, предпринятый для пополнения запасов продовольствия в район низовьев Мозеля. Обстановка была теперь такова, что уже нельзя было больше скрывать того, что французская армия и без боя сложит оружие.