Франклин Рузвельт. Уинстон Черчилль - [72]

Эта полностью неудавшаяся интервенционистская авантюра Черчилля стала для него новым ударом, имевшим самые разные последствия. В то время, как отношения с Ллойд Джорджем стали заметно прохладнее и им не было суждено обрести прежнюю доверительность, обнаружился его разрыв с либералами, носивший резко выраженный антибольшевистский характер, и сближение с консерваторами. Еще более негативными были перспективы на будущее: Черчилль вступил в обостренное противостояние с британским рабочим движением и левой интеллигенцией, которые усмотрели в «былом радикале» ведущую фигуру всех реакционных и антисоциалистических сил. Образовавшееся таким образом противостояние и посеянное недоверие привели к весьма значительным последствиям. Для настроенной просоветски (но одновременно антикоммунистически) лейбористской партии Черчилль был в двадцатых годах «самым опасным противником», и если он публично обвинял партию в том, что она неспособна к правящей деятельности, иначе говоря, является инородным телом в политической жизни страны, то партия не прощала Черчиллю высказанную им в 1919 году готовность направить в случае необходимости против непокоренных рабочих британскую Рейнскую армию.

Деятельность Черчилля в качестве военного министра имела немаловажные последствия и в других областях. Теперь, когда война была выиграна, он опять вернулся к убеждениям прежних лет и стал выступать за чрезвычайную экономию в государственных расходах. Сухопутные войска и военная авиация за время его пребывания на посту министра в результате жесткой экономии были настолько ослаблены, что потеряли всю свою ударную силу, были истощены материально и устарели морально. При его активной поддержке в 1921 году для военного министерства были введены так называемые «десять лет правления», это означало принятие предпосылки, положенной в основу бюджетного законодательства, что «Британская империя в течение ближайших десяти лет не будет вовлечена ни в какую крупную войну и не будет необходимости в экспедиционных войсках». Эта формулировка основывалась на ложных выводах, так как мир и безопасность империи зависели прежде всего от ее собственной силы, некоторые критики поняли это сразу же. Однако масса налогоплательщиков все же очень высоко оценила проявленную таким образом бережливость, и министр мог надеяться на приобретение новой популярности.

В феврале 1921 года Черчилль поменял ставшее ему неинтересным военное министерство на министерство колоний. В результате революционных событий первой мировой войны и инспирированного союзниками стремления угнетенных народов к самостоятельности он оказался поставленным перед двумя проблемами, которые до сегодняшнего дня не нашли удовлетворительного решения и явно превышали его собственные возможности: Ближний Восток и Ирландия. Положение на Ближнем Востоке после распада Османской империи и развязанного Англией арабского «взрыва в пустыне» было очень запутанным, и потребовались годы, прежде чем Великобритания как наиболее задействованная великая держава смогла установить в этом регионе хотя бы относительный порядок. Самые существенные решения были приняты еще перед вступлением Черчилля в должность, однако он тотчас же продемонстрировал свойственную ему активность и склонность действовать самостоятельно, не учитывая интересов ведомства — в данном случае министерства иностранных дел. Придя только что на этот пост, он созвал в Каире конференцию всех британских представителей на Ближнем Востоке, предпринял окончательное урегулирование вопросов с арабскими лидерами и санкционировал правление хашимитов в Трансиордании[16] и Ираке. Значение этой конференции, на которой Черчилль во многом положился на советы своих экспертов, в частности, легендарного Т. Е. Лоуренса, в первую очередь заключалось в том, чтобы закрепить положение Англии на Ближнем Востоке. Учтя данные во время войны обещания, это трудно было выполнить слишком точно; место независимых национальных государств было занято системой полуколониальных стран, находящихся под протекторатом сильных держав, которые старались тщательно рассчитать соперничество арабских лидеров и суметь найти приемлемое для себя равновесие. Английское представительство в этом регионе в лице полномочных представителей в Палестине и на Суэцком канале располагало несколькими военно-воздушными базами. Использование бомбардировщиков в качестве «средства для решения политических задач» было новым, изобретенным Черчиллем методом ведения колониальных войн. Поэтому в последующие годы в переговорах по разоружению Англия решительно сопротивлялась отказу от применения бомбового оружия.

Труднее всего обстояло дело с палестинским вопросом, в котором самым жестким образом сталкивались британские, арабские и еврейско-сионистские интересы. Искусство Британской империи, в которое Черчилль внес свой вклад в 1922 году в виде названной его именем «Белой книги», в течение последующих двух десятилетии заключалось в лавировании и непрерывных софизмах, сводившихся к желанию представить обещание, данное в 1916–1917 годах одновременно сионистам и арабам, на одну и ту же территорию, как документ, согласованный с обеими сторонами. Черчиллевская «Белая книга» была классическим документом этой политики проволочек; она подтверждала права обеих сторон и не удовлетворяла никого, кроме автора этого документа. Таким образом, проблема продолжала оставаться нерешенной. Но как бы ни стремился Уинстон Черчилль как представитель британской имперской политики избежать открытого конфликта с исламским миром, он в то же время никогда не отрицал своих теплых симпатий делу сионизма. Он издавна входил в круг друзей доктора Хаима Вейцмана, идея которого о британско-еврейской общности интересов произвела на него большое впечатление. Прежде всего это был стратегический аргумент в пользу безопасности британских коммуникаций с Индией, проходивших по территории верного Англии еврейского государства в Палестине; после того как в России разразилась Октябрьская революция 1917 года, в Англии появился страх перед революционно-разрушительным потенциалом «холодного семитского интернационализма». Черчилль заговорил об этой опасности в одной из газетных статей, которая была опубликована 8 февраля 1921 года под многозначительным заголовком «Сионизм против большевизма», в которой он указывал на всемирно-исторический шанс, который давал возможность еврейскому народу реализовать свой потенциал, прежде чем он — как на родине погромов, России, — превратится в носителя всемирного движения переворотов. Он сам всеми силами способствовал образованию еврейских поселении в Палестине, поддерживая прежде всего в 1921 году проект электрификации, автором которого был его друг Пинхас Рутенеорг. Этим были заложены предпосылки для экономического развития страны и массового переселения евреев. Несмотря на то, что в течение тридцати лет он был в правительстве парламентским рупором сионистского лобби, Черчилль стал подвергать жестокой критике палестинскую политику своих преемников после того, как сам перестал представлять правительство и не нес ответственности за ближневосточные проблемы. Он все же испытывал глубокое чувство вины за британское «предательство», отразившееся в Декларации Бальфура, вышедшей в ноябре 1917 года. Не переоценивая значения отдельных свидетельств, небезынтересно знать, как сам Черчилль рассматривал двадцать лет спустя свою собственную позицию по еврейскому вопросу и сионизму. В неофициальной обстановке 8 июня 1937 года он сказал доктору Вейцману в присутствии просионистски настроенного лейбористского лидера Эттли и либерала Синклера: «Да, мы все виноваты. Вы (т. е. д-р Вейцман) знаете, что можете нами располагать… и то, что Вы скажете, имеет для нас значение. Если Вы потребуете от нас, чтобы мы боролись, то мы будем бороться, как тигры». Эта точка зрения могла стать причиной того, что все биографы Черчилля обходят молчанием его комплекс иудаизма и сионизма. Оскар Рабинович, уполномоченный Всемирного еврейского конгресса, в 1956 году использовал этот «удивительный и примечательный факт», заявив, что «именно эта страница вырвана из книги жизни Черчилля». Он сделал этот факт основой своего собственного исследования, в котором назвал Черчилля «одним из самых больших друзей, которых имел еврейский народ в течение всей его долгой истории». Однако, учитывая британские интересы в арабском мире, вклад Черчилля в первый период создания государства Израиль и позже, когда этот процесс затянулся почти на три десятилетия, остается неясным и спорным.