Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями) - [295]
Весь март президент игнорировал предложение Черчилля направить Сталину совместную телеграмму в жестком тоне. Наконец решил действовать по собственной инициативе. Телеграфировал Сталину 29 марта, что большие надежды и ожидания, посеянные в сознании народов мира ялтинскими решениями, ныне на грани краха. «Убежден, что, добившись в Ялте такого взаимопонимания, мы втроем сумеем устранить все препятствия, возникшие с тех пор». Ему непонятна настойчивость русских в вопросе сохранения варшавского правительства. «Должен сказать вам совершенно откровенно, что любое решение, ведущее под любым предлогом к сохранению существующего в Варшаве режима, неприемлемо...»
Когда Рузвельт направлял это послание, его постигло еще одно горькое разочарование. Из Государственного департамента сообщили, что советскую делегацию на конференцию в Сан-Франциско возглавит посол Андрей Громыко, Молотов не будет присутствовать на конференции. Второразрядный представитель России на учредительной конференции, с которой связано так много надежд, — это воспринималось Рузвельтом как скрытый вызов нарождающейся организации. Он обратился к Сталину с просьбой позволить Молотову приехать хотя бы на самые важные заседания, открывающие конференцию. Предостерегал — иначе мир не поймет позицию СССР. Сталин неуступчиво ответил: такие вопросы не ставятся в зависимость от реакции общественности.
В этом вопросе у президента своя проблема с общественным мнением. Уступив СССР в Ялте два дополнительных голоса на ассамблее и получив от Черчилля и Сталина согласие на два дополнительных голоса для Соединенных Штатов, Рузвельт забыл о своем требовании, но не разглашал информацию об этой уступке, вероятно надеясь перед конференцией в Сан-Франциско отговорить Сталина от требования дополнительных голосов. Но произошла утечка информации. Последовал взрыв негодования на Капитолийском холме, и президенту пришлось защищаться.
Физически Рузвельт сильно сдал: снова стал работать до поздней ночи; жаловался на потерю аппетита. Но Бруенн опять-таки находил его состояние в основном стабильным: размеры сердца не изменились, шумов нет — симптомов болезни сердца не наблюдается; в данное время даже давление несколько нормализовалось. Но немногие вокруг президента, медики или неспециалисты, сомневались, что выборы, Ялта и теперь кризис вокруг Польши отняли у президента много сил и жизненной энергии.
При всем приближении развязки, слабеющем сопротивлении немцев политическая ситуация все более ухудшалась: Россия и Запад не приходили к согласию, даже Черчилль и Рузвельт обменивались неприязненными телеграммами, по мере того как нащупывали способ обращения с медведем. В условиях разгула силовой политики и компромиссов судьба самой конференции в Сан-Франциско оказалась под вопросом.
— Боже мой, что за беспорядок в Европе! — говорил Иден Гаролду Николсону. — Что за беспорядок!
Обозреватели гадали, что вызвало кризис: внутренние противоречия в Кремле; антисоветизм Запада; паранойя Сталина; застарелый антикоммунизм Черчилля; усталость Рузвельта или его утопизм; сознание беспомощности в решении такой старой проблемы, как польская?
Немногие замечали основной источник трений — внутренние перемены, происходившие в коалиции по мере того, как сходил со сцены противник, который идеологически объединял разных партнеров. Процесс проходил незаметно, пока какое-нибудь роковое событие не давало новый импульс страхам и подозрениям.
В начале марта генерал Карл Вольф, командующий силами СС в Италии, тайно встретился в Цюрихе с Алленом Даллесом, руководителем резидентуры Агентства стратегических служб в Швейцарии, чтобы зондировать возможности капитуляции германских войск в Италии в какой-либо форме. Через одиннадцать дней состоялась вторая ознакомительная встреча. Черчилль понимал, что Кремль мог усмотреть в этих встречах сговор с целью заключения сепаратного соглашения о сдаче германских войск на юге, что позволило бы англо-американским силам, как позднее допускал премьер, продвинуться к Вене и далее вплоть до Берлина и Эльбы, встречая меньше сопротивления со стороны немцев. Поэтому он распорядился информировать о встречах Москву. Молотов уже знал о «переговорах» и потребовал объяснить, почему к участию в них не приглашены русские. Он подозревал здесь не недоразумение, «а нечто худшее».
Частично причина состояла в позиции начальников штабов западных союзников: они не хотели, чтобы русские участвовали на начальной стадии переговоров. Встречи, считали они, носили предварительный характер, на них обсуждались технические, но не политические вопросы. Присоединись русские, переговоры затянулись бы, были бы упущены большие возможности и союзники понесли бы больше человеческих потерь.
Рузвельт убеждал Сталина, что должен считаться в первую очередь с мнением военных на поле боя, — ведь там появляется возможность принудить войска противника к сдаче. Добавлял, что, как человек военный, маршал это поймет. «При такой капитуляции войск противника на поле боя не может быть никаких нарушений согласованных нами принципов безоговорочной капитуляции и никаких политических расчетов».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».