Франкенштейн - [65]

2

Я продолжаю эти записи, хотя у меня нет ни малейшей уверенности, суждено ли мне когда-либо увидеть милую Англию и мою любимую сестру Маргарет, в честь которой названо судно, в каюте которого я сейчас нахожусь.

В последние дни нас окружили такие нагромождения тяжелых льдов, что мы оказались в капкане. Льды ежесекундно угрожают раздавить корпус судна, которое немедленно пойдет ко дну. Люди, которые стали моими спутниками в этом опаснейшем путешествии, смотрят на меня с надеждой, но что я могу поделать? Положение стало совершенно безвыходным, но надежда все еще не покидает меня.

Больше всего меня удручает даже не это, а то, что я поставил под угрозу жизнь стольких людей. И если мы все-таки погибнем, виной тому будет только мое безрассудное легкомыслие.

Весть о нашей гибели никогда не достигнет берегов Англии, и моя сестра год за годом будет ждать и надеяться на мое возвращение. Это-то и страшнее всего – проблески надежды, приступы отчаяния, мучительная неизвестность. Но у Маргарет, в конце концов, есть любимый муж и прелестные дети, она может быть счастлива, и да благословит ее Господь во всем, что бы она ни делала!

Виктор Франкенштейн, отлично сознавая, что происходит и насколько тягостно мое положение, смотрит на меня с искренним сочувствием. Больше того – он пытается вселить в меня надежду и постоянно напоминает о том, что не мы первые из мореплавателей сталкиваемся в высоких широтах с подобной ситуацией. И я снова начинаю верить в удачу, в первую очередь в то, что ледяная ловушка не захлопнется окончательно.

Даже мои матросы чувствуют крепость его веры, и когда он обращается к ним, забывают о своем отчаянном положении и жестоких лишениях. Воля и решимость человека – вот что, по его словам, движет ледяными горами и превращает их в пустячные препятствия, преодолимые так же легко, как холмики рыхлой почвы, насыпанные кротами на садовой дорожке.

Однако бодрость духа постепенно покидает моих спутников, уступая место страху и безнадежности, и я начинаю опасаться, что кое-кто в команде подумывает о бунте.

Тем временем температура падает все ниже. Холод сковывает льды вокруг нас, и надежда вырваться из этих оков тает день ото дня. Двое матросов умерли от цинги – болезни, грозящей всем экипажам, плавающим в полярных широтах. Франкенштейн также слабеет день ото дня; в его глазах еще виден лихорадочный блеск, но он до предела истощен; если ему приходится сделать какое-нибудь усилие, он сразу же впадает в беспамятство, пульс его слабеет настолько, что это забытье больше походит на предсмертный сон.

А сегодня утром, когда я вглядывался в изможденное лицо Франкенштейна, опасаясь увидеть признаки надвигающейся кончины, несколько матросов из палубной команды вошли в каюту. Один из них заявил, что экипаж уполномочил их обратиться ко мне с просьбой, в которой я, как человек разумный и всегда внимательно относящийся к нуждам экипажа, не могу отказать. Сейчас мы затерты во льдах и может случиться, что вообще отсюда не выберемся. Но если даже в ледовом поле и откроется проход, у матросов есть опасения, что я поступлю безрассудно и попытаюсь вести судно дальше на север, к новым опасностям и верной гибели. Вот почему команда настаивает, чтобы я в присутствии всех ее членов дал слово, что, как только «Маргарет Сэйвилл» освободится, поверну на юг – туда, где поверхность океана еще свободна от ледяной брони.

Меня это поразило. Мне и в голову не приходило отказаться от достижения цели, и, уж конечно, я не помышлял о возвращении, если бы вдруг перед нами открылось пространство свободной ото льдов воды. Но имел ли я право отказать морякам в их просьбе?

Я мучительно колебался. И тут Франкенштейн, лежавший безмолвно и казавшийся до того ослабевшим, что едва мог понять смысл происходящего в каюте, внезапно заговорил, обращаясь к матросам:

– Чего вы требуете от вашего капитана? Неужели сейчас, когда пройден столь трудный и далекий путь, вы так легко готовы отказаться от всего, ради чего терпели лишения? Разве не сами вы назвали эту экспедицию «славной»? А почему? Наверняка не потому, что ваш путь пролегал по тихим и теплым водам южных морей, а по той причине, что вам предстояли великие опасности и испытания, подстерегавшие вас на каждом шагу. Капитан надеялся на ваши стойкость и мужество, на вашу способность твердо смотреть смерти в лицо и побеждать ее. Вам предстояло прославиться и принести пользу человечеству, ваши имена были бы на устах у всех, как имена людей, не устрашившихся сурового Ледовитого океана. Вы же при первой серьезной опасности готовы отступить к своим очагам и унылой повседневности. Что ж, тогда вас ждет совсем иная слава – слава людей, у которых не хватило духу выносить стужу и настоящие опасности. Зачем тогда, зная, на какое дело вы идете, было наниматься на судно, забираться так далеко к северу? Чтобы в конце концов заставлять своего капитана позорно повернуть? Проще было сразу объявить: да, мы трусы, не способные ни на что. И вот что я вам скажу напоследок, матросы. Вам нужны сила и стальная твердость настоящих мужчин, неколебимая прочность прибрежных скал, о которые разбиваются любые волны. Этот лед не настолько крепок, какими могут быть человеческие сердца, рано или поздно он растает или раскрошится, и, если вы будете единодушны в своем стремлении, он не устоит перед вами. Не стоит вам возвращаться домой как проигравшей армии с поля неудачного сражения, вернитесь как герои, которые сражались и победили по праву!