«Франкенштейн» и другие страшные истории - [15]

– Вы хотите посмотреть моего Микеланджело? – негромко и спокойно спросил старый антиквар.

Рафаэль молчал, не в силах ответить.

Хозяин надавил какую-то незаметную пружину, крышка ящика беззвучно скользнула в сторону. Рафаэлю показалось, что до сих пор он был слеп и только сейчас его глаза открылись. Он увидел божественный лик Иисуса Христа. Святая благость, тихое всепрощение окружили его, затмевая все земное, ничтожное, что мучило Рафаэля последнее время.

– Едва ли вы, юноша, можете вообразить, сколько золота я заплатил за это полотно, – прозвучали слова словно из другого мира.

Все это безжалостно вернуло Рафаэля к его безнадежной трагической реальности, погасило свет последней надежды.

– Только смерть – все, что мне осталось, – обреченно прошептал он.

– Что вас так гнетет? – спросили его негромко, с оттенком сочувствия. – Может быть, ссора с отцом или трагедия любви? О, первое чувство, оно всевластно над юной душой. Или, может быть, вы совершили бесчестный поступок, и это терзает вас? Что же толкает вас свести счеты с жизнью в то время, когда вы еще так молоды и, казалось бы…

– К сожалению, все обычно и буднично просто, – мрачно ответил Рафаэль, – я так близок к смерти, что мне не совестно быть откровенным. Я впал в гнусную и унизительную нищету и больше не могу с ней мириться.

Глаза старика вспыхнули каким-то странным опасным огнем.

– О, я не предложу вам ни денег, ни золота, ни серебра, но я могу сделать вас могущественнее, богаче любого монарха, любого восточного владыки.

Рафаэль смотрел на него, недоумевающий и ошеломленный.

– Это злая сказка или недобрая шутка? – с трудом проговорил он.

– Отнюдь. – Старец повернул лампу и осветил стену над ящиком из красного дерева. – Я проник в вашу душу, вернее в глубину вашего отчаяния, и решил, что могу показать вам этот необыкновенный, единственный в мире… ну… назовем его – талисман. Взгляните на эту шагреневую кожу!

Рафаэль с удивлением увидел на стене кусок шагреневой кожи размером не больше лисьей шкурки.

– Вы смеетесь надо мной? – с глубокой обидой проговорил он. – Это же всего-навсего…

Он подошел ближе и с удивлением увидел, что каждый изгиб шагреневой кожи сверкает и разбрасывает во все стороны ослепительные лучи.

– Как странно. – Рафаэль пригляделся с внезапным вниманием. – Я вижу печать Соломона. Так, во всяком случае, ее называют на Востоке.

– Именно, именно! – воскликнул старик. – Я так и думал, что вы изучали восточные языки. Тогда, может быть, вы прочтете, что там написано?

Он снял со стены шагреневую кожу, перевернул ее и осветил изнанку. Но выпуклые буквы уже ярко сверкали, не нуждаясь в слабых лучах лампы. Надпись была сделана на санскрите.

Рафаэль не без труда прочел:

Если ты возьмешь меня, 

ты будешь владеть всем, что пожелаешь. 

Но твоя жизнь будет принадлежать мне. 

Желай – и все будет исполнено. 

Но при каждом твоем исполненном желании я буду убывать, 

и вместе со мной будут убывать дни твоей жизни. 

Хочешь владеть мною? 

Возьми меня! 

Да будет так!

– Где вы выучили этот язык? В Персии или Бенгалии? – спросил антиквар.

– Нет. – Рафаэль с любопытством взял в руки шагреневую кожу. На ощупь она была мягкой и даже чуть теплой. – Я выучил сан-скрит на моем старом чердаке.

– Забавно. – Старик не сводил с Рафаэля внимательных глаз. – Возможно, сама судьба привела вас сегодня в мою «Лавку древностей». Не скрою, я предлагал этот талисман людям более смелым и уверенным в себе, чем вы. Но никто из них не рискнул взять этот таинственный кусок кожи. По правде говоря, я тоже воздержался.

– И вы даже не попробовали? – спросил Рафаэль.

– Попробовать! – с хриплым смехом воскликнул антиквар. – Если бы вы стояли на Вандомской колонне, попробовали бы вы броситься вниз? Так, из любопытства? Но, вижу, вы особый случай. Вы хотели покончить с собой, что же, эта тайна отвлечет вас от мыслей о смерти. Пусть на время, но отвлечет. Вы сможете познать сущность жизни. Вам будет доступно все, что вы только пожелаете.

– Да, я хотел бы познать все земные наслаждения, все ночные восторги, роскошные пиры и безграничные богатства, жить, не зная границ… – с внезапным волнением вскрикнул Рафаэль.

Он вырвал шагреневую кожу из рук старика.

– Берегитесь! – воскликнул тот. – Помните, вы решились, вы заключили договор. Моя совесть чиста, я предупредил вас. Запомните! Эта кожа будет сжиматься по мере того, как будут исполняться ваши желания. Но ведь вы готовы были умереть? Что ж, ваше самоубийство только отсрочено.

– Довольно! Если б я мог вам поверить до конца, я был бы счастлив. – Рафаэль сунул шагреневую кожу в карман своего фрака. – Вы смеетесь надо мной, это обман, издевка… Прощайте!

Он стремительно сбежал по ступеням и, распахнув тяжелую дверь, бросился вдоль по улице. Холодный вечерний воздух словно бы отрезвил его. Он остановился, глядя в отяжелевшие темные воды Сены. Равнодушно отвернулся, сунул руку в карман. Шагреневая кожа показалась ему ласкающей и нежной. Рафаэль пошел по левой набережной отливающей сталью реки.

«Хотел бы я встретить сейчас Эмиля. Этот верный друг посмеялся бы со мной над выдумкой выжившего из ума старика, – подумал он, подходя к мосту Искусств. – Ну что ж, в последний раз взгляну на собор Парижской Богоматери, а потом…»