Французский рыцарский роман и вопросы типологии жанра в средневековой литературе - [27]
Концепция безоговорочной правоты любви, провозглашенная Берулем и его последователями, не была чем-то исключительным для эпохи. Позволим себе привести интересные соображения на этот счет Ж.-Ш. Пайена. «Мы не знаем, конечно, — пишет ученый, — что бы подумал Абеляр о «Тристане» Беруля, если бы он мог его знать. Тем не менее мы догадываемся, благодаря его патетическим диалогам с Элоизой, в их переписке, в какое замешательство приводили его доводы его ученицы, которая, следуя взглядам своего учителя, отвергала какое бы то ни было раскаяние. Что касается Изольды, то она настаивает на своей невиновности. Она и действительно невиновна, если подходить с определенной точки зрения к ее провинности. Но чувствовала ли она свою невиновность и в продолжении «Тристана» Беруля, к сожалению, утраченном? Все заставляет нас думать, что нет. В последней сцене любовники вновь обретают друг друга. В романе Эйльхарта они, на этот раз полностью осознавая, что делают, возвращаются к своей преступной связи, что должно соответствовать концепции «простой» версии. В этой версии нет места раскаянию, его нет ни у Беруля, ни у Эйльхарта» [60]. Между прочим, это отсутствие чувства раскаяния и сознание правоты любви отразилось и на роли отшельника Огрина в романе Беруля. Его участие в судьбе любовников нельзя принимать за божественное прощение. Их не в чем прощать перед лицом бога, поэтому-то Огрин в основном заботится об их примирении с Марком, т. е. заботится о чисто внешней стороне конфликта.
Так было в ранних версиях. Затем осмысление легенды начинает меняться. Эта эволюция, на которой мы еще остановимся, весьма показательна как для судеб рыцарского романа, так и для понимания смысла легенды в ее изначальном виде: смещение оценок вскрывает в сказании некоторые свойственные ему, но ранее не выявленные черты.
Молодые люди, постоянно лгущие, плутующие, попирающие общепринятые законы морали и просто житейские правила, сознательно и упорно противопоставляющие себя основным нормам общежития, начинают вызывать не удивление, не сочувствие и сострадание, а осуждение. Или, наоборот, осуждаются не влюбленные, а их недруги, их преследователи, прежде всего злой и коварный король Марк. Этот несчастный рогоносец наделяется вероломством, злонамеренностью, подлостью — и тем самым оправдываются Тристан и Изольда. Просто они воюют с Марком его же оружием, а молодая женщина, что так естественно, выбирает бесспорно самого достойного. При такой интерпретации сюжета неизбежно исчезала сцена с мечом, разделявшим целомудренно спящих любовников. Новый Марк, застань он их в лесу, неминуемо бы их убил или на худой конец бросил бы в темницу. В одной из поздних прозаических версий подлый король убивал Тристана предательским ударом в спину, в тот момент, как юноша играл на роте, а королева пела. Подобная трактовка легенды снижала трагическое напряжение этой печальной повести, но диктовалась здравым смыслом: когда уже мало верили в роковую силу волшебного питья, неодолимости страсти героев требовалось какое-то иное, прежде всего рациональное объяснение. Тем самым полемика с концепцией любви, воплощенной в романе Тома, велась на самой его территории, непосредственно в рамках истолкования легенды.
Велась эта полемика и другими путями — и прямо, созданием «анти-Тристанов», типа кретьеновского «Клижеса», и опосредствованно, рассказом о светлом и радостном любовном чувстве.
В анонимном французском стихотворном романе «Флуар и Бланшефлор», созданном приблизительно около 1170 г., мы попадаем совсем в иной мир. В атмосферу иных чувств, иной жизни, иного отношения к жизни. Если как-то определять эту атмосферу, то можно сказать, что это атмосфера Средиземноморья с его ярким солнцем, шумными приморскими городами, мягким и баюкающим плеском волн. На этом фоне разворачивается повествование о любви двух юных существ — сарацинского принца Флуара и пленницы-христианки Бланшефлор.
Любовь эта идиллична и радостна, и поэтому роман не без основания причисляют к «идиллическому» направлению куртуазной литературы[61]. Любовь эта медленно созревает, все более разгораясь. Бланшефлор, дочь христианки, захваченной в качестве добычи во время сарацинского налета на паломников, направляющихся в Сантьяго-де-Кампостела, родилась в один день с мальчиком Флуаром, на Пасху (ст. 161 —169). Они вместе воспитаны, вместе учатся читать и писать, зубрят латинские спряжения, музицируют. Эта почти детская любовь не знает поначалу огорчений и тревог. Сама пышная благодатная природа благоприятствует ей. Чудесный сад, где проводят большую часть дня эти полудети, полулюбовники, усиливает настроение радужной идилличности, которым отмечена первая часть романа:
(v. 237-248)
Сомнения, недоверие, ревность не осложнят и в дальнейшем отношений Флуара и его подруги. Все препятствия в их любви — внешние. Отца юноши начинает беспокоить эта привязанность сына. Он отправляет его за море, в одну из прославленных школ. Девушку, в отсутствие юноши, сначала решают убить, но потом, пожалев, продают заезжим купцам. Эта сцена, которая могла бы быть трагичной, в романе не более, чем сентиментальна. Драматизм ситуации смягчен подробным рассказом о торгах, о диковинных товарах, предлагаемых купцами, и т. д. Но Флуар не может долго пребывать в разлуке с любимой. Смутная тревога сжимает его сердце, и он возвращается. Ему говорят, что девушка умерла, и ведут на ее мнимую могилу. Начинается большой горестный монолог юноши, отмеченный большим лиризмом и силой чувства. Герой то впадает в отчаяние, то начинает надеяться, то вновь погружается в полную безнадежность, чтобы затем вновь обратиться к едва теплящейся надежде.
В этой книге собраны работы, посвященные некоторым легендам Средневековья. На сложных путях от мифа к литературе, по крайней мере, в рамках средневековой культуры, всевозможным легендам принадлежит доминирующая роль. Включенные в эту книгу исследования преследуют каждый раз одну и ту же цель – выявить пути формирования средневековых легенд, особенности их функционирования и их последующую судьбу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге собраны статьи, написанные в разное время (начиная с 60-х годов), но посвященные в какой-то мере одной теме – основным моментам развития французской литературы эпохи Возрождения и Семнадцатого столетия (то есть особенностям и закономерностям протекания литературного процесса).Здесь есть статьи обобщающего характера, статьи, посвященные творческому пути крупнейших представителей литературы этого времени (Вийон, Рабле, Ронсар, Агриппа д'Обинье, Корнель и др.), проблемам переходных эпох и некоторым частным вопросам, важным для характеристики движения литературы на протяжении более чем двух веков.
В книге собраны статьи, написанные в разное время (начиная с 60-х годов), но посвященные в какой-то мере одной теме – основным моментам развития французской литературы эпохи Возрождения и Семнадцатого столетия (то есть особенностям и закономерностям протекания литературного процесса).Здесь есть статьи обобщающего характера, статьи, посвященные творческому пути крупнейших представителей литературы этого времени (Вийон, Рабле, Ронсар, Агриппа д'Обинье, Корнель и др.), проблемам переходных эпох и некоторым частным вопросам, важным для характеристики движения литературы на протяжении более чем двух веков.
В новую книгу волгоградского литератора вошли заметки о членах местного Союза писателей и повесть «Детский портрет на фоне счастливых и грустных времён», в которой рассказывается о том, как литература формирует чувственный мир ребенка. Книга адресована широкому кругу читателей.
«Те, кто читают мой журнал давно, знают, что первые два года я уделяла очень пристальное внимание графоманам — молодёжи, игравшей на сетевых литературных конкурсах и пытавшейся «выбиться в писатели». Многие спрашивали меня, а на что я, собственно, рассчитывала, когда пыталась наладить с ними отношения: вроде бы дилетанты не самого высокого уровня развития, а порой и профаны, плохо владеющие русским языком, не отличающие метафору от склонения, а падеж от эпиграммы. Мне казалось, что косвенным образом я уже неоднократно ответила на этот вопрос, но теперь отвечу на него прямо, поскольку этого требует контекст: я надеялась, что этих людей интересует (или как минимум должен заинтересовать) собственно литературный процесс и что с ними можно будет пообщаться на темы, которые интересны мне самой.
Эта книга рассказывает о том, как на протяжении человеческой истории появилась и параллельно с научными и техническими достижениями цивилизации жила и изменялась в творениях писателей-фантастов разных времён и народов дерзкая мысль о полётах людей за пределы родной Земли, которая подготовила в итоге реальный выход человека в космос. Это необычное и увлекательное путешествие в обозримо далёкое прошлое, обращённое в необозримо далёкое будущее. В ней последовательно передаётся краткое содержание более 150 фантастических произведений, а за основу изложения берутся способы и мотивы, избранные авторами в качестве главных критериев отбора вымышленных космических путешествий.
«В поисках великого может быть» – своего рода подробный конспект лекций по истории зарубежной литературы известного филолога, заслуженного деятеля искусств РФ, профессора ВГИК Владимира Яковлевича Бахмутского (1919-2004). Устное слово определило структуру книги, порой фрагментарность, саму стилистику, далёкую от академичности. Книга охватывает развитие европейской литературы с XII до середины XX века и будет интересна как для студентов гуманитарных факультетов, старшеклассников, готовящихся к поступлению в вузы, так и для широкой аудитории читателей, стремящихся к серьёзному чтению и расширению культурного горизонта.
Расшифровка радиопрограмм известного французского писателя-путешественника Сильвена Тессона (род. 1972), в которых он увлекательно рассуждает об «Илиаде» и «Одиссее», предлагая освежить в памяти школьную программу или же заново взглянуть на произведения древнегреческого мыслителя. «Вспомните то время, когда мы вынуждены были читать эти скучнейшие эпосы. Мы были школьниками – Гомер был в программе. Мы хотели играть на улице. Мы ужасно скучали и смотрели через окно на небо, в котором божественная колесница так ни разу и не показалась.
