Французский дневник - [4]

— Я немного консервативен, компакт-дискам предпочитаю старый добрый винил. Это Шарль Азнавур, ты любишь его?

О, как он произносит это имя! Только француз так может — у меня никогда не получится, сколько бы я еще ни учила французский… Люблю ли я Азнавура? Еще спрашивает! Разве не под его вкрадчивый голос прошло столько вечеров в моей маленькой девичьей комнатушке, а потом в студенческом общежитии, не под его песни мне так сладко мечталось о большой и красивой любви?..

— О да, — ответила я. — Я очень люблю его.

— Тогда, мадемуазель Ася, позвольте пригласить вас на танец.

И под чарующие звуки «La boheme» мы бесшумно заскользили по комнате. Жар его рук на моей талии стремительно распространялся по всему телу. Кровь бурлила, стучала в висках, пульсировала в кончиках пальцев, побуждая их нетерпеливо перемещаться от плеч к шее, зарываться в волосы, спускаться ниже, в ворот рубашки, расстегивать пуговицы, обхватывать широкую мужскую грудь и чувствовать учащенное биение его сердца…

Под последние аккорды я на секунду выскользнула из его объятий, отщипнула от виноградной грозди ягодку, поднесла ко рту, а затем, будто внезапно передумав, протянула Франсуа. Пристально взглянув мне в глаза, он наклонился и медленно снял ее губами с моей ладони. Несколько капель виноградного сока сбежало по подбородку. Кончиком языка я слизнула их. Сладко!

— У тебя бирюзовые глаза, — внезапно сказал он. — Опасные глаза. Сильфида! Заманишь, сведешь с ума ласками, утянешь на дно — захлебнусь, пропаду, сгину…

Я рассмеялась и отступила на шаг. Отщипнула еще одну виноградину, съела ее сама.

— Что, испугался?

Он решительно тряхнул головой.

— Нет.

В одно мгновение блузка и джинсы оказались на полу. Еще через секунду за ними последовали рубашка и брюки Франсуа. Мы любили друг друга так, как мне и мечталось — медленно, долго, нежно. Его ладони, губы, язык скользили по моей шее, груди, мягко касались сосков, спускались ниже, дразнили сжимающийся в сладкой истоме живот, погружались в самое сокровенное и доводили меня до исступления. Он вошел в меня как соскучившийся по родному дому хозяин, завладел целиком и безраздельно. Да, мне было не стыдно чувствовать себя его рабой — ведь отдаваясь, я и обретала не меньше… Это было именно то, о чем я так мечтала, глядя на него…»

Ася еще раз пробежалась покрасневшими от бессонной ночи глазами по строчкам и решительно захлопнула тетрадь. Надо было собираться на семинар. Она прикусила губу и со всей силы швырнула ручку в угол. Размечталась, идиотка! Романтическая ночь! Вино, фрукты, Азнавур, потоки страсти… Как бы не так! Этот трус поднялся за книгой, оставив ее в машине, а потом отвез к общежитию, притормозив как минимум в километре от него.

Полночи Ася не могла успокоиться, вертясь на горячей смятой простыне. Что, что было не так? Она не привлекает его? Но ведь взгляды, которые он бросал на нее вечером, были полны вожделения — она не могла перепутать… А вдруг профессор — импотент?.. О, нет, только не это… Да и непохоже совершенно… Чтобы хоть как-то успокоиться, Ася начала читать «Французское завещание», но книга без прилагающейся к ней бурной ночи вызвала жуткое раздражение — как пустой фантик от конфеты. Девушка бросила чтение, долго ворочалась, думала, наконец, поднявшись с постели, пошла в душ. Теплые струи воды нежно ласкали тело, она помогала им руками, прокручивая в голове все детали несостоявшегося свидания в квартире профессора…

А сейчас она была настроена агрессивно. Тщательнейший макияж, соблазнительнейшая прическа и рискованная одежда — провалиться ей сквозь землю, если он не пожалеет на сегодняшней лекции о своей вчерашней нерешительности!

«…конечно же, не по-мужски. Но как еще было поступить? Она ведь однозначно отказала, сославшись на чтение. Мне уже было не успокоиться. Я поехал к Софи. Жаль ее, она ведь действительно любит меня. Всегда принимает, ждет… Вчера я опять подал ей надежду, был нежен и ласков, любил ее, представляя себе эту русскую… Это, конечно, ни к чему меня не обязывает, наши отношения уже несколько лет именно такие — приезжаю, когда посчитаю нужным, Софи ничего не требует… Наверное, у нее кто-то есть, может, даже женщина… Это неважно. Нас больше ничего не связывает. А все же жаль, что эта русская сорвалась… Может, сегодня?.. Надо подать ей знак… Расскажу о Гари, она поймет».

«У меня нет ни капли французской крови. Но в моих жилах течет кровь Франции», — так писал о себе знаменитый писатель Ромен Гари, благодаря которому французская литература ХХ века обрела второе дыхание. Эмигрант из России, он достиг всего, о чем только может мечтать гражданин Франции — защищал честь страны во время войны, получил орден Почетного Легиона, стал блестящим дипломатом и автором выдающихся книг, вошедших в классику мировой литературы. Мечтатель и идеалист, и в то же время прекрасный знаток человеческой природы, Гари во всех произведениях оставался верным прославлению вечных человеческих ценностей — чести, достоинства, верности, любви и нежности…»

Ася еще ни разу не видела Франсуа таким вдохновленным и красноречивым. Он захватил, обаял, заворожил аудиторию своим рассказом. Легко перескакивая от одного факта биографии Гари к следующему, он мастерски жонглировал цитатами из произведений писателя, воспроизводя их по памяти легко и непринужденно. Как настоящий художник, легкими штрихами обрисовал образ автора, да так, что Ася была уверена — самый нерадивый и неначитанный студент сразу после лекции побежит в библиотеку спрашивать романы Гари…