Французский авантюрист при дворе Петра I. Письма и бумаги барона де Сент-Илера - [4]

Шрифт
Интервал

. Кодификация и стандартизация прикладных навыков были еще впереди; представление о том, что им можно научиться в школе, только появлялось (и Морская академия была одной из первых таких школ в Европе). С другой стороны, объем циркулирующих знаний быстро расширялся, как расширялась и институциональная инфраструктура государства, его административный аппарат; постоянно появлялись новые протопрофессии. Общепринятых методов сертификации мастерства в этих областях практически не существовало, за исключением рекомендательных писем и дипломов/патентов на чин, полученных на предыдущем месте службы. Примечательно, что в этом отношении к Сент-Илеру трудно придраться: у него-то, оказывается, был патент, действительно выданный ему ни много ни мало самим императором Священной Римской империи. Но, вообще говоря, квалификация толковалась гораздо шире: для того чтобы претендовать на роль знатока, достаточно было предшествующего опыта или даже просто происхождения из той или иной местности. По мнению Джорджа Маккензи, британского резидента в Санкт-Петербурге, Сент-Илер вполне подходил для реализации предлагаемых им в России проектов, поскольку он-де «вырос в Тулоне (he was bred up in Toulon)», в портовом городе. Он видел (или мог видеть), как морское управление было устроено во Франции, общался (или мог общаться) с опытными в этой сфере людьми — из таких элементов и строится в то время представление о квалификации{6}.

Одной из возникающих в это время протопрофессий, в которой Сент-Илер и подвизался в России, было управление училищами. В самом деле, если наш герой не подходил на роль директора Морской академии, то кого, в реалиях той эпохи, мы бы сочли для этого достаточно квалифицированным? «Экспертов» подобного профиля, специалистов по администрированию обучения просто не существовало; более того, в большинстве европейских стран не было и подобных учебных заведений. Назначить опытного морского капитана? Но подавляющее большинство капитанов и адмиралов в Европе никогда не учились в таких школах и понятия не имели о преподавании. Поставить во главе училища знающего математика? Но подобный человек по своему социальному статусу, скорее всего, не подошел бы для командования «морской гвардией». Показательно, что Сент-Илера сменил во главе Морской академии граф А. А. Матвеев, человек выдающийся, но имевший, конечно, к военно-морскому образованию отношения ничуть не больше, а пожалуй, и меньше чем француз-авантюрист. В самом деле, Матвеев никогда не служил во флоте; не преподавал и даже не учился в школе; ничего нам не известно и о его возможных познаниях в математике. В отличие от него, Сент-Илер все же имел какой-то опыт на море, вполне может быть, что достаточно обширный. Тем не менее обвинить Матвеева в том, что он не подходит на роль начальника Морской академии, нам в голову не приходит. Объявляя Сент-Илера заведомо негодным в директора такого училища, не воспроизводим ли мы просто социальные стереотипы XVIII столетия, предполагающие, что вельможа-дилетант заведомо подходит на любую руководящую позицию — в отличие от дилетанта-простолюдина?

Но дело не только в этом: граница между авантюристом и не-авантюристом оказывается весьма неопределенной еще и потому, что вполне себе «настоящие» государственные деятели той эпохи на поверку пользуются теми же сами приемами, что и авантюрист Сент-Илер. Хотя в биографических словарях они значатся как полноправные эксперты, министры и дипломаты, при ближайшем рассмотрении оказывается, что и они тоже изобретают себе биографию, приписывают себе заслуги, сочиняют «прожекты», пытаются поймать фортуну за хвост. Многим из них удается строить вполне успешные карьеры, добиваться высоких постов, затевать действительно грандиозные политические предприятия. Но действительно ли эти сановники и генералы радикально отличались от Сент-Илера, или же мы приписываем им эти отличия ретроспективно, по принципу «мятеж не может кончиться удачей, в противном случае его зовут иначе»? Чем так уж принципиально отличается наш «мнимый барон без всякой дипломы» от целого ряда иностранцев, сыгравших важную роль в петровское царствование, например, от Франца Лефорта; от шпиона и эксперта в области государственного управления Генриха Фика; от своего конкурента в России, французского морского агента, проходимца и прожектера Анри Лави; и от многих, многих других — не говоря уже о самом Александре Даниловиче Меншикове? Действительно ли провал Сент-Илера был предопределен, поскольку он являлся самозванцем и авантюристом, — или все дело в случайности, в его неуживчивом характере? Возможно, если бы не ссора с Матвеевым, Сент-Илер вошел бы в историю как один из ценных экспертов, так удачно приглашенных Петром I на русскую службу, а биография француза красовалась бы в книгах по истории русского флота рядом с биографиями Крюйса, Фархварсона или его соотечественника Никиты Петровича Вильбуа?

Наконец, похождения Сент-Илера наглядно иллюстрируют и те особенности формирующегося государства раннего Нового времени, которые сделали возможным появление и функционирование таких прожектеров. Государственный аппарат носит в эту эпоху весьма рудиментарный характер, поэтому государи и их министры не могут не обращаться к подобным предпринимателям, когда им нужна информация, когда необходимо разработать какие-то планы реформ или сформулировать новые инициативы, когда требуется найти человека для выполнения важного задания. Первый этап приключений Сент-Илер приходится на годы Войны за испанское наследство, и как отмечает, например, исследователь британской политики в отношении американских территорий, «помимо защиты статуса кво, у Уайтхолла не было собственных существенных имперских планов». Все заметные шаги на этом фронте были именно инициативами прожектеров: министры в Лондоне не имели почти никаких сведений о ситуации на местах и могли лишь поддерживать или отвергать те или иные поступающие к ним предложения. Предложения эти, разумеется, подразумевали соответствующее вознаграждение их авторам


Рекомендуем почитать
Эпоха завоеваний

В своей новой книге видный исследователь Античности Ангелос Ханиотис рассматривает эпоху эллинизма в неожиданном ракурсе. Он не ограничивает период эллинизма традиционными хронологическими рамками — от завоеваний Александра Македонского до падения царства Птолемеев (336–30 гг. до н. э.), но говорит о «долгом эллинизме», то есть предлагает читателям взглянуть, как греческий мир, в предыдущую эпоху раскинувшийся от Средиземноморья до Индии, существовал в рамках ранней Римской империи, вплоть до смерти императора Адриана (138 г.


Ядерная угроза из Восточной Европы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Очерки истории Сюника. IX–XV вв.

На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.


Древние ольмеки: история и проблематика исследований

В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.


О разделах земель у бургундов и у вестготов

Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.


Ромейское царство

Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.


«Сибирские заметки» чиновника и сочинителя Ипполита Канарского в обработке М. Владимирского

В новой книге из серии «Новые источники по истории России. Rossica Inedita» публикуются «Сибирские заметки» Ипполита Канарского, представляющие собой написанные в жанре литературного сочинения эпохи сентиментализма воспоминания автора о его службе в Иркутской губернии в 1811–1813 гг. Воспоминания содержат как ценные черты чиновничьего быта, так и описания этнографического характера. В них реальные события в биографии автора – чиновника средней руки, близкого к масонским кругам, – соседствуют с вымышленными, что придает «Сибирским заметкам» характер литературной мистификации. Книга адресована историкам и культурологам, а также широкому кругу читателей.


Дамы без камелий: письма публичных женщин Н.А. Добролюбову и Н.Г. Чернышевскому

В издании впервые вводятся в научный оборот частные письма публичных женщин середины XIX в. известным русским критикам и публицистам Н.А. Добролюбову, Н.Г. Чернышевскому и другим. Основной массив сохранившихся в архивах Москвы, Петербурга и Тарту документов на русском, немецком и французском языках принадлежит перу возлюбленных Н.А. Добролюбова – петербургской публичной женщине Терезе Карловне Грюнвальд и парижанке Эмилии Телье. Также в книге представлены единичные письма других петербургских и парижских женщин, зарабатывавших на хлеб проституцией.