Французская защита - [6]

Шрифт
Интервал

— Bon.

Она помолчала, по-прежнему разглядывая Виктора. Потом медленно прошлась вдоль стола, у которого он стоял, ее палец заскользил по гладкой поверхности.

«Что ей надо от меня? — подумал Одинцов. — Кто она такая?»

— De la Gard![14] — вдруг выкрикнула в пустынный коридор женщина. Спустя полминуты послышались быстрые шаги, и в столовой возник охранник

Она что-то сказала ему, тот кивнул и удалился. Вскоре вернулся вместе с заключенным.

Виктор перевел взгляд на лицо узника и подумал: «Похоже — наш».

Он не ошибся.

Невысокий худощавый парень лет двадцати пяти, выслушав несколько слов женщины, повернулся к Виктору:

— В общем, так, братан… Она здесь — начальник тюрьмы, знает, что ты шахматист и попал сюда по глупости.

Парень повернулся к начальнице, та снова выдала несколько предложений.

— Она хочет, чтобы ты провел для местных зэков…этот…ну, в общем, сеанс одновременной игры. Понял?

— Понял, — кивнул Одинцов.

— А еще, выслушав просьбу твоего пожилого друга, переводит тебя ко мне в камеру, — улыбнулся земляк, — теперь повеселее нам будет! — добавил новоявленный переводчик.

— Я согласен, — Виктор посмотрел в темные оливки глаз начальницы, потом повернул голову и спросил, — а как тебя звать и ее?

— Меня — Лёха, ее — Женевьева, запомнил?

— Конечно…

— Да не смотри на нее так, — снизив голос, добавил Леха.

— А почему?

— В камере объясню… Потом! — он слегка коснулся пальцами локтя Виктора. Женевьева повернулась на каблуках и, покачивая бедрами, пошла на выход.

Мужчины проводили ее взглядами: черная юбка, плотно обтягивающая стройные ноги, вверху принимала привлекательные, округлые формы. Охранник выразительно посмотрел на товарищей по несчастью.

— Айда и мы! — по-простецки воскликнул Лёха. Через две минуты Виктор увидел свое новое жилище.

‘Rendez-vous est fini! — Конец свидания! (фр.)

"Monsieuer!..Dix minutes — Господин!..Десять минут! (фр.)

***Bon!— Хорошо! (фр.)

 ""Je me sens mal — Мне плохо (фр.)

““Très bien — Очень хорошо (фр.)

""“Attends! — Подожди! (фр.)

“*""Es-tu joueur d’échecs?? — Ты шахматист? (фр.)

"""“De la Gard! — Охранник! (фр.)


* * *

Оно было попросторнее камеры, в которую поместили Одинцова. Вдоль боковых стен стояли две приличные кровати, в углу на тумбочке красовался небольшой телевизор.

— Ого! — присвистнул Одинцов. — Почти все удобства!

— Да уж, это тебе не наши тюрьмы! — засмеялся Лёха.

— А ты что, и у нас бывал там? — повернулся к нему Виктор.

— Да приходилось… — уклончиво протянул соотечественник, и Одинцов понял, что расспрашивать дальше не стоит.

Он немного повеселел, встретив земляка, и только ноющая боль в сердце, одной нотой, но очень болезненной и нетерпеливой — заставляла Виктора морщиться: «Как там мои? Ждут ведь…»

— Располагайся! — Алексей жестом показал новичку на кровать справа от окна. — В тумбочке твое постельное белье и кой какие вещи для гигиены. Виктор сел на кровать и посмотрел на соседа:

— Давно здесь?

— Давно… — Лёха помолчал и добавил — год уже.

— Привык?

— Нет, конечно. Воля дороже всего, ты знаешь.

Они разговорились.

Лёха был уже в курсе дела Одинцова.

— Не дрейфь, тебе много не дадут! — обнажил он прокуренные зубы. — Максимум месяца 3–4 попаришься, и будешь свободен, как птица!

— А ты? — Одинцов внимательно посмотрел сокамернику в глаза.

Тот вздохнул и, сложив руки на груди, с тоской посмотрел в окно:

— Мне еще долго здесь, — глухо сказал он, — скачок мы с корешем сделали на ювелирный магазин…

— Скачок? — приподнял брови Виктор.

— Ну да. Полгода с другом мыкались во Франции, перебивались случайными заработками. Виза давно истекла, попадали пару раз из-за этого в полицию.

— А почему назад не уехали? — наклонился вперед Одинцов.

— А что там делать? Работы нет, денег тоже, никаких перспектив. Хотели получить здесь гражданство, наладить какой-нибудь бизнес, зажить как люди. Не получилось…

— И что?

— А! — Лёха махнул рукой с выражением безнадежности на лице. — Выпили с корешем, а были голодные при этом…ну и решили: или пан, или пропал!

— И грабанули ювелира?

— Точно так. В полночь подобрались к витрине, саданули по ней что есть мочи булыжником, впопыхах собрали рыжевьё с брюликами и, — ходу!

— А как попали то?

— Попал я один. Сигнализация заверещала, а недалеко патруль их разъезжал. Мы машину увидели и решили — драпаем в разные стороны! Мне не повезло — полицаи за мной погнались. А кореш в метро нырнул и ушел. Теперь, по слухам, магазин большой открыл в Москве…

Одинцов лег на постель и задумался.

В камере наступило молчание.

— Вот так брат, мне еще здесь два года трубить, — ухмыльнулся Лёха, — но одна надежда есть…

— Какая?

— Когда вернусь в Москву, думаю, что друг мой честно поделится, он ведь уговаривал меня на скачок.

— А родные есть у тебя?

— Нет. Родители умерли. А жена, сказали, узнав, что я в тюрьме, ушла жить к другому.


Суд вынес Одинцову приговор: три месяца тюрьмы.


Адвокат, прикрепленный по закону, вел защиту с постоянным выражением брезгливости на холеном лице. Видимо, ему и раньше приходилось участвовать в подобных процессах, где обвиняемыми были иностранцы. Его лощеное лицо часто передергивала гримаса недоумения: именно в те моменты, когда речь заходила о причинах развязанной Одинцовым драке, было видно, как трудно даются французу слова защиты.


Рекомендуем почитать
Неудачник

Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.


Избранное

Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).


Три версии нас

Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.


Сука

«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!


Слезы неприкаянные

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Незадолго до ностальгии

«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».