Француженки не терпят конкурентов - [25]

– Но его можно назвать проницательным и вполне разумным, – вкрадчиво заметила Эша, словно сочла необходимым подчеркнуть такую возможность.

Магали отвернулась. Какой предусмотрительный! Ей снова вспомнилась та коробка с рождественским подарком Филиппа… врага. Ее мучило жгучее любопытство. Какой волшебный ансамбль вкусов могла заключать в себе та коробка? Что она могла бы почувствовать, надкусив хотя бы одну из его миндальных ракушек? Проницательный и разумный… Хм… Она потерла ладонью затылок и шею. О да, Филипп Лионне чертовски умен!

Более того, обходителен и учтив. Вероятно, на Рождество он послал такие же подарки множеству разных людей – надежным поставщикам, влиятельным клиентам, не забыв и о троюродных и четвероюродых родственничках.

Она снова вдохнула аромат чая. Восхитительный! Неповторимый… Попробовать выплеснуть этот волшебный напиток – даже если ей совсем не хочется пить, – на такое ее рука не поднимется. Куда как легче выбросить обратно в море выловленный там сундук сокровищ, не заглянув под крышку. Приблизительно это она и сделала, растоптав миндальные фантазии конкурента.

– Да что ему наши проклятия? – очнувшись, вставила Магали свою реплику. – Они ему совсем не страшны…

Эша оживленно улыбнулась ей с неожиданным одобрением.

– Охо-хо, Магали! – воскликнула Женевьева. – В таком случае не переживай понапрасну. Почти сорок лет помогая всем забредавшим к нам потенциальным принцессам, я многому научилась и, полагаю, смогу заловить для тебя принца, когда ты уразумеешь, кто тебе нужен.

Магали, прищурившись, взглянула на тетушку и выбила дробь носком сапожка. Если она и нуждалась – хотя она не нуждалась – в таком «принце», то причина ее нежелания признаться в этом заключалась вовсе не в том, что, по ее мнению, он недостижим для нее. Скорее уж это могло быть потому, что, по ее мнению, как раз он считал ее ниже своего достоинства, а это не совсем одно и то же. Да если бы она, к примеру, совершенно потеряв ум, решила, что хочет завоевать какого-то принца, то ей уж точно не понадобилась бы в таком деле помощь шестидесятилетней тетушки.

– Мы можем поздравить его, – уклончиво отозвалась она.

– О-го-го! – Женевьева, вытянув губы, одобрительно присвистнула.

Эша выразила одобрение по-своему, молча пригладив складки туники.

– Вы ведь согласитесь, тетушка Эша, что смирение – это дар? – спросила Магали.

– Мое согласие тут ни при чем. А вот твое согласие важно. Если ты полагаешь, что смирение – это дар, достоинства которого предпочла бы иметь в собственной душе, – то конечно.

Магали в нерешительности медлила.

Сидя рядом с ней возле витрины, Женевьева отклонилась за ее спину, якобы чтобы смахнуть пыль с антикварной шоколадной формы, и громко прошептала ей на ухо:

– Не беспокойся. Я совершенно уверена, что провал ждет любого, кто попытается заподозрить тебя в такой добродетели, как смирение.

Это правда, самодовольно подумала Магали. По-прежнему обхватив ладонью пиалу с чаем Эши, она удалилась в их маленькую кухню, выложенную голубыми плиточками. Еще раз глубоко вдохнув аромат напитка, она почти собралась сделать глоток, но все-таки не решилась и поставила чашку на стол. Ее взгляд скользнул по кастрюльке с горячим шоколадом, теперь уже ненужным из-за отсутствия посетителей.

– Ты ведь выльешь остатки, когда приготовишь подарочек? – послышался голос Женевьевы. – Мы не можем позволить себе ненароком покарать… то есть, незаслуженно одарить… смирением первого встречного.

Магали иногда задумывалась, искренне ли верит Женевьева в то, что ее племянница способна придавать своему шоколадному напитку добрые или злые чары. Или она просто предпочитала верить, что, в сущности, далеко не одно и то же.

Магали не обладала такой верой. То есть, если бы кто-то спросил ее, обладает ли она магическим даром, она усмехнулась бы в ответ. Но она не могла бы так же сказать, что сама вовсе не верит в магию. Она всегда обязательно помешивала шоколад с каким-то желанием, ибо всякий раз, окуная в него ложку, чувствовала, будто способна придать напитку желаемое качество.

Для Филиппа она так же традиционно помешала напиток три раза. Мысленно представляя, как слетает с него вся самоуверенность. Живо представляя, как он взирает на нее снизу вверх, а не сверху вниз, что означало, учитывая его рост, что он уже преклонил колени у ее ног. Круговое движение ее ложки замедлилось. Она представила его в разорванной в клочья рубашке. Нуждаясь в ее благосклонности, он смиренно обращается к ней с прошением, а она готова безжалостно отказать ему.

Ее черпачок замер, Магали долго смотрела в бархатистый шоколадный напиток, пока собственные видения не попытались незаметно пробраться к ней душу с явным намерением обокрасть ее. Вздохнув, она налила шоколад в chocolatiиre[41] с изящной ручкой, который Женевьева и Эша на днях выискали на marchй aux puces. Этот сосуд округлой формы и праздничной раскраски, с широкими полосками и загогулинками и с украшенной горошинами ручкой отлично смотрелся бы на пикнике для принца. Она надеялась, что такой кувшин по карману и королевскому шуту.

Заметив его, Женевьева всплеснула руками.