Француженки не крадут шоколад - [17]

Ему чертовски польстило, что она преследует его. Ее дерзость выдавала особу, которая знает истинную цену вещей и добивается того, чего хочет. Это так эротично! К сожалению, ей захотелось поместить его имя на шоколад массового производства. Сильван продолжал обдумывать ее предложение. Не удастся ли ему слегка подкорректировать намерения Кэйд, убедив ее в том, что для начала хорошо бы познакомиться поближе с творцом шоколадных шедевров, а потом уже обсуждать их покупку. Он отлично освоил искусство соблазнения женщин.

– Bon[38], – кивнула Шанталь. – Не станем больше говорить о ней.

– Да. Давай не будем портить приятный вечер. – Сильван пристукнул пару раз костяшками пальцев по столу и вдруг выпалил: – А ты знаешь, что она сделала? Едва ее самолет из Америки приземлился у нас, как она заявилась в мою кондитерскую и попыталась купить меня. Купить мое имя, фирменный бренд Сильвана Маркиза, чтобы украсить им этикетки «Шоколада Кори». Представляешь?

Рот Шанталь невольно открылся.

– C’est vrai?[39] Но, Сильван, ты сколотил бы целое состояние!

Его рука резко взметнулась, словно он хотел одним этим махом срубить с плеч голову Кэйд Кори.

– Продать имя «Сильван Маркиз»? И увидеть его на дешевых «Плитках Кори»?

– Верно, – согласилась она. – Вероятно, это было бы унизительно, зато ты смог бы заслуженно отдохнуть на Таити.

Сильван пристально взглянул на нее. Они с Шанталь подружились еще в средней школе. То есть тогда он сильно увлекся ею, и она пользовалась этим, а в результате их отношения переросли в настоящую крепкую дружбу. Ему никогда не приходило в голову, что Шанталь не понимает его.

– На Таити нельзя сделать хороший шоколад. Слишком жарко и влажно, да и вообще, кто захочет попробовать шоколад, сделанный на Таити?

Сильван стал лучшим шоколатье Парижа не случайно. И считал бы грустным и прискорбным, если бы его признавали лучшим исключительно таитянские дикари.

– Ладно, ладно. – Шанталь сделала примирительный жест рукой. – Прости, что упомянула о таких преимуществах. Разумеется, ты не можешь позволить ей купить тебя.

– Благодарю за понимание, – отозвался Сильван, немного успокоившись.

Что ни говори, а годы делают свое дело: пятнадцать лет дружбы в итоге приводят к взаимопониманию.

– Только не позволяй ей окрутить себя, – выразительно прибавила Шанталь.

Он скрипнул зубами.

– Не собираюсь. Разве мы не решили, что не будем говорить о ней?

– Ну, ты сам не можешь остановиться, – ледяным тоном парировала Шанталь.

Сильван покраснел. И остаток вечера ему удалось не упоминать больше имени Кэйд Кори, до того момента, пока он не собрался заплатить по счету.

– Что она сделала? – грозно спросил он у Грегори, их официанта.

– Оплатила ваши заказы, – с удовольствием произнес тот.

– И ты позволил ей?

Грегори пришел в замешательство.

– А что плохого в том, что она заплатила за ваш ужин?

– Все. – Сильван резко встал, громыхнув стулом.

Официант пожал плечами.

– А я подумал, что это пикантная шутка. И сама она показалась мне весьма пикантной дамочкой.

Он коснулся своего уха, словно опять вспомнил, как дыхание Кэйд щекотало его, когда она шептала ему.

– Son petit accent…[40]

Проглотив бранное слово, Сильван издал лишь невнятное ворчание. Он имел особые привилегии в этом отменном ресторане, расположенном неподалеку от его квартиры. Меньше всего ему хотелось поссориться с официантом и быть отлученным от этого заведения из-за какой-то избалованной миллиардерши.

Она хотела купить его. Но легким росчерком пера просто купила его ужин. Словно бросила чаевые чистильщику обуви. Сильван с такой силой сжал зубы, что у него свело скулы.

– Не забудь напомнить мне, чтобы я никогда больше не угощала тебя ужином, – пробормотала Шанталь, пораженная его реакцией.

– Ты – совсем другое дело, – процедил он сквозь зубы.

Она отвела взгляд.

– Вот этого-то я и боялась.

Рассвет словно не решался разогнать тусклые сумерки парижских улиц. Поэтичные и настороженные, они еще цеплялись за ночь, несмотря на то, что утро неумолимо вытаскивало их из-под мягкого одеяла тумана. Вот кто-то помедлил в дверном проеме и, опустив голову, устремился вперед, навстречу новому холодному дню, нацелившись на теплый свет пекарни, разливавшийся из-под ее багрянистого тента.

Улицы продолжали подремывать, а люди натягивали теплые вещи, или еще согревались под душем, или уже заваривали кофе. Все свидетельствовало о наступлении очередного напряженного парижского дня. Что он сулит? Стоя возле окна и глядя на бледную серость рассвета, Кэйд боролась с желанием проверить свою электронную почту и – под предлогом своих обязанностей – улететь домой. Она поплотнее запахнула халатик, выискивая за окнами на противоположной стороне улицы признаки жизни. Во всех домах уже начали зажигаться огни, но спорадически, не таким одновременным и дружным порывом, как вчерашним утром. Сегодня же воскресенье, вспомнила она. Значит, шоколадные кондитерские будут закрыты. Значит, сегодня у нее нет ни малейшего шанса осуществить свою мечту, но также ни единой возможности потерпеть очередные неудачи на этом пути.

Кэйд отвернулась от окна. У нее возникло ощущение, будто, проснувшись, она обнаружила, что Санта-Клаус заглянул сюда на месяц раньше, повсюду разбросав для нее чудесные подарки: можно пойти в Лувр, пробежаться по каменной набережной канала Сен-Мартен, перекусить в пекарне «Пуалан», заглянуть в частный дом «Братья Марияж». Просто побродить по Парижу. Никаких покупок, связанных с деловыми обязательствами. Никакого риска – только сияющая мечта!