Француженка по соседству - [98]

Я чувствую, что краснею. Том где-то здесь, выскочил принести для Лары кофе. Том здесь. Том почти всегда здесь. Вчера я даже спросила у него, не ушел ли он с работы. На что Том мягко ответил, что сегодня – то есть вчера – воскресенье. Это значит, что сегодня понедельник. (Ведь так? Ну да, конечно, понедельник.) Но он по-прежнему здесь. Держит меня за руку, время от времени целует мои (все еще не мытые) волосы. Но мы с ним ни разу не говорили о том, что это значит. На мое счастье, не нужно отвечать на вопрос Лары, потому что Том возвращается, вооруженный тремя стаканчиками кофе, хотя мы все прекрасно знаем, что я усну, так и не допив свой.

Наконец ко мне приходят Модан и британский полицейский. Оба, как никогда, серьезны. Они еще не успели открыть рта, как я, несмотря на свою черепно-мозговую травму, уже догадалась, что это значит.

– Вы не станете предъявлять ей обвинения, – говорю я, хотя они еще даже не успели сесть. Сама я сижу в постели в отдельной палате. (Слава богу, учреждая собственную фирму, я не стала экономить на больничной страховке.) Том сидит на стуле рядом с моей кроватью, лениво перелистывая спортивный раздел газеты. Увидев, что входит Модан, он встает и по-мужски, но сердечно обнимает его. Я постоянно хочу спросить его об этом и постоянно забываю. Еще одна вещь, которая постоянно проскальзывает в трещину.

– Верно, – изрекает констебль Стоун. Вообще-то его фамилия не Стоун, и он не констебль, а скорее всего следователь, но эти детали для меня не важны. – Не станем. – Он разводит руками, но в его исполнении этот жест резкий, грубый, ему не хватает элегантности Модана. Затем подтягивает брюки, устраивается на стуле и, опершись локтями о колени, подается вперед. Его огромная голова с короткой рыжеватой щетиной напоминает мне голову приготовившегося к атаке быка. Чтобы такому мощному черепу треснуть, одного моря белого кафеля явно будет мало.

Модан остается стоять, как будто затем, чтобы еще сильнее подчеркнуть разницу между ними: коренастый британец и длинный, тощий француз. Один резок и прямолинеен, второй – обманчиво обаятелен. Что ж, весьма эффективное сочетание.

– Дело в том, что все сводится к «он-сказал-она-сказала». – Может, все-таки «она-сказала-она-сказала»? Но он говорит дальше, и я должна сосредоточиться, чтобы поспевать за ним. – Нет никаких улик, которые свидетельствовали бы о ее пребывании в вашей квартире. На бутылке вина нет даже отпечатков пальцев.

– Даже отпечатков пальцев Кейт? – многозначительно спрашивает Том.

– Даже отпечатков пальцев Кейт. Согласен, это довольно странно, но это не доказывает вины мисс Хорридж. Дата, когда в телефоне Кейт появился номер телефона наркоторговца, совпадает с датой вечеринки, но это тоже не может служить доказательством. – Стоун чешет свою щетину. Видно, что он раздосадован.

– И вы не станете предъявлять ей обвинения, – повторяю я.

Молчавший до этого момента Модан делает шаг вперед. Лицо его серьезно как никогда.

– А что мы можем поделать? Улик ведь нет.

– По делу об убийстве Северин тоже не было никаких улик, но тем не менее вы всеми силами пытались повесить его на меня, – бесцеремонно говорю я.

Модан негромко ахает:

– Боюсь, вы отстали от жизни. Дело закрыто.

Я вопросительно смотрю на него:

– Вы арестовали Каро? – Я жду, что сейчас услышу положительный ответ, но боюсь, так и не дождусь.

Модан качает головой:

– Non. Там тоже недостаточно улик. Но расследование закрыто. Скажем так, оно было непопулярно с политической точки зрения. И его было решено закрыть.

– Закрыто? Закончено? – Закончено… Мне не надо бояться, что меня арестуют. Впрочем, мне на ум тотчас приходят слова Лары. На самом деле ничего не закончено. Даже если они отправят дело в архив как нераскрытое, где гарантия, что рано или поздно что-то не всплывет?

Можно ли закрыть дело, так и не арестовав преступника? Я снова ищу глазами Северин и лишь затем вспоминаю, что ее здесь больше нет.

– Закрыто, – хмуро кивает Модан. Мне видно, что это его раздражает. – Я знаю, на ком лежит ответственность, но, не имея улик, ничего не могу доказать.

Улики. Он произносит это слово с особым нажимом и сильным французским акцентом, пристально глядя мне в глаза. Улики. Такое ощущение, будто он бросает мне вызов.

– Я тоже знаю, на ком лежит ответственность, и это не я.

– Вы меня неправильно поняли, – говорит француз, качая головой. – Я никогда не думал, что это вы. – Я вопросительно смотрю на него. – Вернее, если и думал, то недолго, – уточняет он, и я ловлю себя на том, что улыбаюсь. Модан лукаво улыбается мне в ответ; его умные глаза светятся хитрым юморком.

– Вот как? Это почему же? – спрашивает Том, как будто это представляет для него чисто академический интерес.

– Потому что она вела машину. – Полицейский преподносит это Тому как нечто очевидное. – Всю дорогу назад.

Мы с Томом обмениваемся недоуменными взглядами.

– Но ведь, кроме меня, ни у кого не было страховки, – говорю я.

– Exactement[13]. Не в ваших привычках нарушать правила, даже по таким мелочам. Это… это не вписывалось в мою версию. Я не мог поверить, что вы намеренно убили ее. И даже если б убили случайно, то наверняка бы вызвали