Француженка по соседству - [8]

– Странно, что она работает в его фирме.

– Это точно. Я даже не знал, что и думать, когда выяснилось, что она работает в «Хафт и Вейл». – Том хмурится, как будто силится разгадать головоломку. – Ведь ей наверняка поступали приглашения и от других фирм. – Том одним глотком допивает пиво и смотрит на пустую кружку. – Ну что, еще по одной? И долго нам еще ждать Лару?

– Думаю, что нет. Кстати, вот она.

Лара стоит в дверях и выискивает нас глазами. Половина бара таращится на нее. Я машу ей рукой, чтобы она нас заметила. Наконец Лара замечает. Ее лицо тотчас озаряет улыбка, и она направляется к нам.

– Том! – восклицает она и обнимает его. – Ты только посмотри на себя… У тебя есть работа или ты только и знаешь, что зависаешь в «качалке»?

Он смеется и встает с табурета, предлагая ей свое место.

– Ты в своем репертуаре: остра на язык и, как всегда, сногсшибательно хороша.

– У меня как минимум шесть фунтов лишнего веса. Но поскольку он сосредоточен в моих сиськах, то меня это особенно не волнует, – самодовольно заявляет она и опускает пятую точку на предложенный ей табурет.

– Лара, это как понимать? Ты в баре всего полминуты и уже завела разговор о сиськах? – поддразнивает ее Том. Это дружеское заигрывание мне хорошо знакомо, но внезапно я обращаю на него внимание. Изменился контекст. Том теперь холост. Не скажу, чтобы меня это сильно напрягает, но если эти двое станут парой, это многое изменит. Меня же устраивает нынешнее положение вещей.

– В таком случае предлагаю тему пострашнее. Скажите, вам сегодня звонили из полиции? – спрашивает Лара.

Северин мгновенно протягивает сквозь время руку и тянет меня к себе. Одетая в длинную черную льняную тунику, она с нарочитой элегантностью опускается в кресло рядом с бассейном и закидывает одну ногу на другую. За изящной загорелой икрой следует не менее изящная стопа, которую завершают пальчики с выкрашенными розовым лаком ногтями. Северин помахивает ногой, легкомысленно болтая сандалией. Взгляд Себа прикован к этой сандалии.

Я быстро допиваю свою водку с тоником и заставляю себя вернуться в настоящее. Том кивает:

– По поводу беседы на следующей неделе? Да, звонили.

– Мне тоже. Хотя, если честно, даже не представляю, чем мы можем помочь спустя десять лет, – добавляю я едва ли не с вызовом. – Лично я ничего не помню.

– И я тоже, – говорит Лара. – Интересно, он будет тот же? – Ее лицо принимает странное выражение.

– Он – это кто? – спрашиваю я, сбитая с толку.

– Детектив. Правда, их во Франции называют иначе… Следователь, если не ошибаюсь. Офицер юриспруденции, или как они там говорят.

– Это вряд ли, – отмахивается Том. – Сколько ему тогда было? Под шестьдесят? Он уже наверняка на пенсии.

– Смотрю, вы двое уже допили свое, – говорит Лара, резко меняя тему. – Давайте я закажу нам всем еще по стаканчику?

Я морщусь и качаю головой:

– Так, может, нам пора набраться мужества и двинуть дальше?

– Это из «Макбета»? Ты не находишь, что это слишком пафосно? – со смехом протестует Том. – Не волнуйся. Тем более что вы двое будете вести себя безупречно. – Он смотрит на нас обеих шутливо-грозным взглядом, причем на меня даже строже, чем на Лару.

– Какой, однако, наивный оптимизм, – говорит та, кокетливо помахивая ресницами. – Обожаю таких мужчин.

Любопытно, любопытно…

* * *

Дома у Каро пахнет ванилью. Чуть позднее я замечаю источник запаха – дорогие свечи, расставленные по всей квартире. В таких обычно три фитиля, и стóят они больше, чем обед с вином на двоих в хорошем ресторане. Восхитительный аромат, приятное освещение и уютное тепло после противного дождя на улице – все это, вместе взятое, создает расслабляющую рождественскую атмосферу, хотя на дворе уже март.

Дверь гостям открывает пара девочек-подростков с густо подведенными глазами. Они забирают пальто и наливают шампанское. Все это ужасно по-взрослому.

Когда мы приезжаем к Каро, у нее уже собралось человек двадцать пять. Быстро окинув их взглядом, я узнаю нескольких и еще столько же, чьи лица мне знакомы, но я не знаю их по имени; все они из наших оксфордских деньков. Затем замечаю Каро – на ней строгое черное мини-платье и совершенно отпадные черные замшевые ботильоны до щиколотки. Пепельные волосы зачесаны ото лба назад. Стройная, белокурая, тонкокостная – классический собирательный портрет английской голубой крови. В Оксфорде я едва не утонула в пучине таких, как она, прежде чем научилась плавать. Главное – барахтаться.

– Расслабься, Кейт, – с улыбкой шепчет мне Том.

Я демонстративно набираю полную грудь воздуха и медленно выдыхаю. Глядя на мой мини-спектакль, он щурит голубые глаза – они почти такие, как и у Себа, только, скорее, серо-голубые.

Заметив, что мы вошли, Каро прерывает беседу и, сияя улыбкой, которая распространяется по всему ее лицу, быстро направляется к нам, вернее к Тому. Она еще худее, чем я ее помню, и, конечно, старше – как и все мы, – но у Каро эти годы отгрызли даже последние намеки на мягкость. Она кажется высохшей и хрупкой. Я пытаюсь представить ее тринадцатилетней девочкой, какой она когда-то была, искавшей убежища в дружбе с Томом и Себом, однако у меня никак не получается. И все же слова Тома упорно преследуют меня и даже загоняют в угол, где я понимаю, что моя антипатия к Каро не делает мне чести. Ведь, по идее, я должна ей симпатизировать: это сильная, умная, амбициозная женщина, работающая в той сфере, где по-прежнему доминируют мужчины. Она остроумная, веселая, она нравится Тому, что тоже немаловажно, и все же… и все же… Ее ум слишком острый. Он режет. По крайней мере, так было когда-то.