Француженка по соседству - [56]

– А во Франции отделения полиции тоже такие? – спрашивает Лара.

Модан серьезно задумывается над ее вопросом.

– А, oui, во многих отношениях. Хотя… – Он смотрит на картонные стаканчики с кофе на столе и с видимым отвращением морщит нос. – Кофе у нас лучше. – Его слова встречают дружный смех. Мы все, как один, напряжены, однако из последних сил пытаемся не подавать виду. – И еда у нас тоже лучше. И декор, и мебель… так что да, всё не так.

Он улыбается, довольный тем, что рассмешил нас, и в уголках его рта появляются глубокие складки. Я первый раз вижу его в обстановке, когда у него имеется аудитория. Надо отдать ему должное: он превосходный артист. Я также отмечаю, что у них с Ларой немало общего: оба комфортно чувствуют себя в своем теле и излучают естественный шарм.

Модан вновь обводит взглядом зал, как будто подсчитывает нас по головам.

– Alors, все в сборе. Прошу вас, садитесь.

И мы садимся. Модан – во главе стола, мы с Ларой – по одну сторону от него, Том, Себ и Каро (и ее мобильник) – по другую. Это разделение напоминает мне точно такое же во время той роковой недели во Франции. И оно отнюдь не случайно. Последней место для себя выбирает Каро. Мне видно, как она оценивает разные варианты. Искусственный свет подчеркивает тени у нее под глазами, которые бессилен скрыть даже тональный крем. Кожа сероватого оттенка, как того и следует ожидать у юриста, идущего на повышение. Наконец она усаживается рядом с Себом. Я же смотрю на нее глазами хедхантера, как если б она была перспективным кандидатом, которого откопала моя рекрутинговая контора. Увы, объективного взгляда у меня не получается. Мешает моя антипатия к ней.

Северин тоже вызывала у меня антипатию. Но то было в жизни. Теперь, когда она мертва, я постепенно привыкаю к ней. И она не могла этого не заметить. Кстати, стульев здесь на пять штук больше, чем нужно, и Северин устроилась на дальнем конце стола. Ее лицо не выдает никакого интереса – впрочем, чего еще от нее ожидать, на то она и Северин. Выдает ее другое: она как будто окаменела внутри.

– Итак, все в сборе, – снова говорит Модан, когда мы все садимся. Я замечаю, как Том быстро обводит нашу компанию глазами и по его лицу пробегает тень отчаяния. Впрочем, он моментально возвращает ему невозмутимость. Возможно, стульев больше всего на четыре. Вряд ли у Северин монополия на незримое присутствие.

– Alors, спасибо вам всем, что пришли. – Модан медленно обводит взглядом стол. Его длинное лицо серьезно. Напротив меня Том и Себ отодвинули стулья как можно дальше от стола и, небрежно развалившись, вытянули длинные ноги. Неужели этой способности всем своим видом дать понять, кто здесь хозяин, учат в частных школах? Кстати, а ради кого ее демонстрирует Том? Ради меня или Модана? – Я пригласил вас, чтобы сказать вам всем сразу, что теперь у нас имеются результаты судебной экспертизы останков мадемуазель Северин. – Я бросаю взгляд через стол и вижу, как пальцы Себа впиваются в картонный стаканчик, а сам он резко поднимает глаза. В отличие от него, Том выглядит так, будто Модан обсуждает погоду, и к тому же погоду скучную. – Заключение судмедэкспертов таково: она умерла в результате того, что вы называете грязной игрой.

Я жду, что полицейский скажет дальше, но он лишь снова обводит нас взглядом.

– Вряд ли вы собрали нас только ради этого, – внезапно говорю я. Я устала. По крайней мере, от его спектакля. А еще я расстроена и не отдаю себе отчета в собственных действиях. Лара кладет руку мне на локоть, но даже это не способно меня остановить. – Нет, я совершенно серьезно. Она закончила свою жизнь, сложенная гармошкой на дне колодца. Чем еще это может быть, как не грязной игрой?

– Сложенная гармошкой? – хмурится Модан. – Это как понимать?

Лара что-то быстро выпаливает по-французски. Лицо француза проясняется.

– Понятно. – Он как будто пробует новую фразу. – Сложенная гармошкой. Что ж, справедливо замечено, хотя, разумеется, мы не можем окончательно отбросить версию самоубийства или несчастного случая. – Последние два слова он произносит с сильным французским акцентом, но меня куда больше зацепило самоубийство. Какая нелепость! Я подавляю в себе взрыв хохота: это было бы весьма некстати. Но неужели он серьезно рассматривал вероятность того, что она сама себя запихнула в колодец? Я бросаю взгляд вдоль стола и встречаюсь глазами с Северин. Не считая чисто логистических сложностей в осуществлении такого рода намерения, мы обе прекрасно знаем: в ее планы не входило сводить счеты с жизнью.

– Но вы правы. Не только ради этого, – продолжает Модан, не замечая на себе тяжелого взгляда Северин.

По ту сторону, подавшись вперед и забыв про мобильник, застыла Каро. В эти минуты она – классическая иллюстрация внимания. Правда, непонятно: то ли она действительно внимательно слушает, то ли делает вид. Том с Себом по-прежнему сидят, развалившись на стульях, однако в Себе напряжение тотчас бросается в глаза. Ему явно недостает врожденного притворства Каро.

– По истечении долгого времени, если только тело каким-то образом не сохранилось, результаты судмедэкспертизы могут быть нулевыми. Вернее, неокончательными. В данном случае мы имеем тело, пролежавшее десять лет в теплом и сухом месте; в таком обычно хорошо сохраняются только кости. – Сидящая рядом со мной Лара вздрагивает. Движение едва заметное, но оно не ускользает от Модана. Интересно, что бы он подумал, если б вздрогнула я или Каро. – Прошу меня извинить, тема не слишком приятная, но без нее не обойтись. Итак, как я уже сказал, сохранились только кости. – Он разводит руками: – Сломанные кости.