Француженка по соседству - [43]

Поцелуи. О господи, поцелуи. С Томом.

Воспоминание застревает в моей голове. Я вижу себя в таинственном полумраке коридора, который ведет в его спальню. Я стою спиной к стене, вернее, меня к ней прижимает Том – теплый, сильный, надежный. Одна его рука запуталась в моих волосах, вторая лежит у меня на груди. Я выгибаюсь ему навстречу. Когда я целую его в шею, мы оба слышим и чувствуем, как из его горла вырывается стон, от которого по моему телу пробегают приятные волны.

Какое безрассудство… Да, безрассудство. Но – если б не было Себа. (Хотя бывает ли такое? Теперь, когда я увидела его снова, мне кажется, что бывает. Причем такого, какой он на самом деле, а не такого, каким я его представляла… а после поцелуев с Томом…) Если б не было Лары, Северин или Алана Модана… Я сворачиваю это воспоминание и откладываю его прочь, этот темный, восхитительный, волнующий секрет, чтобы позже развернуть его и насладиться снова. А пока… пока у меня никак не получается вспомнить, что было дальше.

Я снова смотрю на вторую половину кровати. Похоже, на ней никто не спал. На кухне Том в джинсах, хотя и без рубашки, – в тех же самых джинсах, что и вчерашним вечером. Загар на спине контрастирует с более бледными веснушчатыми плечами. В этих широких мускулистых плечах чувствуется напряженность. Даже отсюда видно, как атмосфера сгущается. Мне еще больше становится не по себе. Что случилось после коридора? Я с ужасом подозреваю, что могла просто вырубиться. Господи, как же неловко! А если причина этой напряженности – уязвленная мужская гордость?

Что же теперь делать? Я пару секунд молча спорю сама с собой, затем сажусь в кровати, натягиваю до подмышек одеяло и с глуповатой улыбкой кричу:

– Доброе утро!

Том со стуком ставит кружку на стол и поворачивает голову.

– Чай? – спрашивает он даже без тени улыбки.

– Да, пожалуйста. А то я чувствую себя дерьмово.

– Что ж, поделом, – коротко отвечает Том, затем исчезает из поля зрения, чтобы приготовить мне чай. Я растерянно моргаю. Том не просто напряжен – он зол как черт. На меня.

Я понятия не имею, что происходит, но хочу это узнать, когда на мне будет чуть больше одежды. Обвожу комнату взглядом в поисках платья. Оно перекинуто через спинку стула. Рядом – мои туфли, сумка и пальто. Кое-как натягиваю на себя платье. Когда Том возвращается с кружкой горячего чая, я уже сижу на кровати, на той ее стороне, что ближе к двери, и пытаюсь пятерней расчесать всклокоченные волосы. Я обращаю внимание, какие у него длинные, сильные пальцы. Я помню их в своих волосах, их уверенные прикосновения… Внезапно до меня доходит, что Том вот уже несколько секунд протягивает мне кружку. Я быстро беру ее из его рук.

– Спасибо.

– Не за что, – коротко отвечает Том. Он стоит, прислонившись к дверному косяку, и старательно избегает смотреть мне в глаза. Его плечи занимают почти всю ширину дверного проема.

– Странно, мне как будто здесь не рады. – Я смотрю на него, пытаясь грустной улыбкой перехватить его взгляд и вернуть себе того Тома, которого хорошо знаю. Увы, теперь он совершенно другой, а все вчерашние поцелуи – это… Я не могу смотреть на него так, как смотрела вчера, или позавчера, или десять лет назад. Его широкая грудь покрыта зарослями черных завитков волос – они уходят вниз и исчезают за поясом его джинсов. Десять лет назад их точно не было. Он вообще не такой, как раньше. Секрет коридора грозит вырваться оттуда, где я его закопала. Мне хочется прикоснуться к нему и – одновременно – плакать. Я быстро отворачиваюсь и делаю глоток чая.

Том пока еще ничего не сказал – ни «всегда рад тебе помочь» или «мне жаль, что тебе плохо». Внутри меня вспыхивает злость. Я аккуратно ставлю чашку с чаем на прикроватный столик.

– Хочешь сказать мне, как я здесь оказалась, или я должна сама догадаться?

Том обводит спальню глазами.

– Мне казалось, что мы друзья.

– А мы и есть друзья, – удивленно говорю я.

– Хорошие друзья, – нетерпеливо говорит он, отметая мой ответ, как если б я нарочно сказала ерунду. – Я думал, что наша дружба важна для тебя. Я думал, ты ценишь ее гораздо выше, иначе б ты себе такого не позволяла.

– Чего именно? – Я повышаю голос и поднимаюсь сама. – Мы были пьяны…

– Это ты была пьяна…

– А ты – трезв как стеклышко? – Я сердито смотрю на него. Спустя мгновение он мотает головой и отворачивается, признавая мою правоту. – Мы целовались. Учитывая уже упомянутое тобой мое пьяное состояние, ты можешь просветить меня по поводу некоторых подробностей, однако я уверена, что это отнюдь не скандал века.

– То есть это не играет роли, я правильно понял? Между нами все будет так, как и раньше? Ничего не изменилось? – бросает он и в упор смотрит на меня. – Мне казалось… Господи, мне казалось, наша дружба тебе дорога и ты будешь ее беречь, а вместо этого ты набросилась на меня…

Я готова сквозь землю провалиться от стыда и унижения. Неужели я действительно набросилась на него? Фу, как некрасиво, как недостойно, как по-детски… Хотя из тех смутных воспоминаний, какие у меня остались, напрашивается вывод, что он в принципе не возражал… Однако Том продолжает говорить: