Франция в XI – начале XIII века. Общество. Власть. Культура - [59]

Подобные столкновения возникали повсюду: в Сен-Дени валяльщики ссорились с красильщиками; в Провене взаимная вражда валяльщиков, суконщиков и ткачей доходила до того, что каждый из этих цехов отказывался принимать в ученики сына или родственника мастера, принадлежавшего к одной из двух остальных корпораций. Эти ссоры были нескончаемы; прекратившись, они тотчас начинались снова, и некоторые из них продолжались целые века, до крушения старого порядка; если бы не Французская революция, то портные и до сих пор препирались бы о своих правах со старьевщиками.

Некоторые корпорации имели право насильно навязывать свои услуги клиентам; таким образом, привилегия обращалась в вымогательство. Таковы были, например, винные крикуны в Париже, которые занимались тем, что утром и вечером ходили по перекресткам со жбаном и кружкой в руках и заставляли прохожих пробовать вино, сообщая при этом адрес торговца и цену. За это они получали от кабатчика по четыре денье в день. Отказаться же от их услуг он не мог: если он не хотел говорить им своей цены, то крикуны справлялись о ней у гостей; если он не впускал их, они могли предлагать вино по королевской цене, и тогда кабатчик был обязан продавать его по этой цене. Такими же насильственными привилегиями пользовались мерильщики зерна и жидкостей и некоторые другие.

Регламентация труда. Понятие свободы было чуждо этому экономическому строю. Вне корпорации свободы не было; внутри нее свобода ремесленника также была сильно ограничена. Он был стеснен в своей ежедневной работе суровой дисциплиной. Статуты цеха наперед предписывали ему условия его труда вплоть до технических подробностей производства. Никто не должен был работать ни в воскресенье, ни в праздничные дни; хлебные печи надо было гасить в субботу вечером, в тот час, когда зажигают свечи; это составляло в общем около ста прогульных дней в год. Ночная работа была вообще воспрещена, по крайней мере во всех производствах, требующих внимания и точности, потому что, как говорит один амьенский устав, «ночная работа не может быть хороша и добросовестна». Исключения из этого закона делались лишь в пользу некоторых несложных производств или известных операций, продолжавшихся не менее 24 часов подряд, как например, литья металлов. Сама техника была точно установлена и подчинена контролю: ремесленник должен был постоянно наблюдать за трудом своих рабочих; все работали днем, на глазах публики; горн или кузница золотых дел мастера и кузнеца должны были помещаться в их лавках; портной должен был шить на столе, стоявшем возле окна. Корпорация не доверяла ремесленнику, опасалась искушений, обмана и лени с его стороны; она боялась, как бы он не обманул неопытного покупателя, и потому удваивала свои предосторожности. В Амьене слесарь не мог делать ключ, если не имел под руками замка; мясникам запрещалось надувать говядину и продавать мясо собак, кошек и лошадей. В Париже ремесленник не имел права приделывать старый замок к новой мебели или украшать серебром костяные ножи, которые он мог бы потом выдавать за ножи из слоновой кости. Точно так же запрещалось ткать смешанные материи из бумаги и шелка, если же иногда это и разрешалось, то лишь с условием, чтобы бумажные нитки были ясно видны. Иногда уставы предусматривали даже детали производства, например, количество золота, которое ковач мог примешивать к листовому серебру, пробу металла для золотых дел мастеров, способ нанизывания четок на нитку, длину и ширину материи и качество основы. Продажа также регламентировалась до мелочей: продавец должен был правильно мерять и вешать; так как пакля и сало стоили дешевле свечей, то один указ предписывал, чтобы на четыре фунта свечей приходилось лишь четверть фунта светильни. В Париже в большинстве корпораций ни один предмет не мог быть пущен в продажу без предварительного осмотра. Товар, признанный «хорошим и добросовестным», отмечался знаком цеха; тот же, который признавался дурным, забирали и сжигали, виновного присуждали к штрафу, часто довольно крупному, его лавку закрывали на несколько дней, а иногда он безвозвратно исключался из корпорации.

Что бы ни говорили об этих предписаниях, они были вполне необходимы. Они были вызваны не только интересами цеха, стремлением сохранить за ним доброе имя; монополия, которой пользовалась корпорация, налагала на нее обязанность наблюдать за работой ремесленников: строгая регламентация оправдывала привилегию, была ее необходимым последствием. Правда, цехи довольно часто возобновляли одни и те же предписания, но в частом подтверждении нуждаются именно те законы, которые не соблюдаются. Кроме того судьями в этих делах были сами ремесленники: корпоративный дух, чувство товарищества заставляло их извинять проступки, которые, может быть, и они сами совершали. Наконец, мы достоверно знаем, что товары в то время часто были «дурны и недобросовестны»; корпорация резчиков хрустальных печатей и шлифовщиков драгоценных камней запрещала своим членам употреблять цветное стекло вместо драгоценных камней, а между тем в драгоценностях той эпохи мы находим множество таких поддельных камней. Проповедники также с содроганием рассказывали об уловках ремесленников: тут проклятая старуха разбавляет молоко водой, там на всю ночь кладут на сырую землю коноплю или кудель, чтобы увеличить ее вес, там купец кровью свиньи подкрашивает побледневшие жабры своей рыбы. «Вот уже семь лет, как я покупаю говядину только у вас», — говорит покупатель мяснику в надежде добиться уступки. «Семь лет, — отвечает мясник, — и вы еще живы?» Конечно, это анекдот, но средневековые сочинения по промышленной технике, дошедшие до нас в довольно большом количестве, наполнены любопытными рецептами фальсификации, и мы наверное знаем, что испанское золото продавалось по высокой цене потому, что в него примешивался, как говорили, порошок василиска. А что такое был василиск? Одно из самых редких животных, которое получали, помещая в яму двух петухов; они несли яйцо, которое, будучи высижено жабой, и производило на свет это знаменитое животное.