Франция в эпоху позднего средневековья. Материалы научного наследия - [142]
В противовес этому мнению на штатах была выдвинута концепция народного суверенитета, позаимствованная из арсенала старых социально-политических идей, имевших довольно широкое хождение в средневековой Западной Европе. В речи депутата от Бургундии Филиппа По, сеньора де Ла Роша, была высказана мысль, что изначально сувереном и высшим носителем власти является народ и что «государство — это дело народное». Народ избрал королей и вручил им власть, которой они пользуются по его уполномочению. Поэтому все, что касается государственного управления, в том числе и составление королевского совета, «не имеет силы, пока не санкционировано штатами», представляющими народ.>{714} Хорошо известно, что Филипп По был сторонником регентши Анны Боже, и его речь преследовала вполне определенную цель — убедить депутатов в том, что полномочия штатов более значительны, чем полномочия принцев, и тем самым подтолкнуть их к принятию решения относительно состава королевского совета. Анна надеялась, благодаря уступке штатам в налоговом вопросе, добиться от них составления угодного ей совета, при котором она сохранила бы власть в своих руках.>{715} Характерно, однако, что она прямо не отвергла права принцев, настолько они были неоспоримы, а пошла окольным путем, прибегнув к концепции народного суверенитета, идеи которой сама она вряд ли могла разделять.
Говоря о политике Людовика XI, следует иметь в виду, что главным средством укрепления власти у него было привлечение на свою сторону влиятельных представителей знати и полезных ему людей из окружения противников. Отличавшийся «великой щедростью», он, по словам Филиппа де Коммина, был «весьма настойчивым, когда ему нужно было привлечь на свою сторону полезных или опасных для него людей».>{716} Раздачей доходных государственных должностей, сеньорий, пенсий и денежных даров он подрывал силы оппозиции вернее, чем с помощью оружия, к которому прибегал лишь в крайних случаях, хотя и содержал очень большую армию. С той же целью он учредил в 1469 г. рыцарский орден Святого Михаила. Не придававший никакого значения рыцарским традициям и установлениям, король, однако, понимал, имея перед собой пример знаменитого бургундского ордена Золотого руна, что с его помощью можно успешно играть на тщеславии многих сеньоров.
Примечательна в этом отношении и его матримониальная политика. Добиваясь лояльности двух наиболее близких по родству к королевской династии феодальных домов — Орлеанского и Бурбонского, он выдал свою старшую дочь Анну за Пьера де Боже, наследника герцогской Бурбонской короны, а младшую, Жанну, за первого принца крови Людовика Орлеанского. Причем, этого последнего он вынудил вступить в брак, рассчитывая, по-видимому, вообще прервать Орлеанскую династию, оставив герцога без наследников, ибо Жанна была больна и заведомо бесплодна.
Одновременно Людовик XI, как известно, оказывал на своих непокорных вассалов мощный военный нажим, содержа огромную по тем временам армию (около 25 тыс. человек постоянного состава>{717}). Прибегал он и к другим насильственным мерам, подчас весьма крутым, вроде заключения в пресловутые железные клетки. Недаром для современников он был «страшным королем» и к концу жизни добился такого повиновения себе, что «казалось, будто вся Европа для того только и создана, чтобы ему служить».>{718} Вполне справедливо, однако, замечание Коммина, что «король не причинил зла никому, кто его не оскорбил»,>{719} иначе говоря, насилие использовалось в отношении тех, кто выступал открыто против короля или нарушил присягу верности, вступив в сговор против него. И для короля, и для его противников насилие было средством заставить уважать свои права, и если на этой почве происходили постоянные столкновения, выливавшиеся нередко в ожесточенную борьбу, то, значит, во взаимном толковании этих прав были весьма существенные расхождения. Здесь поэтому уместно поставить вопрос о том, как определялись права и характер королевской власти в ту эпоху, эпоху зарождения абсолютизма, и как, соответственно, формировалась раннеабсолютистская доктрина.
Вопрос о характере и полномочиях королевской власти оставался по сути дела центральным в идейной и политической борьбе второй половины XV в. Ведь эти полномочия были неотрывны от прав вассалов, или подданных, находясь в отношении к ним в обратно пропорциональной зависимости. Всякое расширительное толкование первых вело к умалению вторых. И общая тенденция развития абсолютистской доктрины как раз и сводилась к постепенному внедрению представлений о все более широких границах полномочий монарха.
Особенно важным в этом процессе было представление о сакральном характере королевской власти. Исходя именно из него, королевская власть могла претендовать на все более широкие прерогативы. Во Франции истоки этого представления уходят в раннее средневековье и связаны с традицией миропомазания королей, совершаемого во время церемонии коронации. Помазание священным миром, по аналогии с процедурой посвящения в сан епископов, впервые было совершено при коронации Пипина Короткого (751 г.). В дальнейшем оно послужило основанием для распространения веры в чудотворную способность королей излечивать больных золотухой, и периодический прием таких больных, которым, как считалось, прикосновение рук короля возвращало здоровье, стал своего рода монаршей обязанностью. Людовик XI, например, еженедельно принимал больных, предварительно всякий раз исповедуясь.
