Фотосинтез - [8]

Но стоит ли плакать из-за моего уродца?

Милочка, полно, глупо так убиваться».

Нынче Говарда любит Бет (при живом-то муже).

Бет звонит ему в дверь, затянув поясок потуже,

Приезжает на час, хоть в съемочном макияже,

Хоть на сутки между гастролей даже,

Хлопает ртом, говорит ему «я же, я же»,

Только он не любит и эту тоже,

От нее ему только хуже.

Говард говорит отцу: «Бет не стоила мне ни пенса.

Ни одного усилия, даже танца.

Почему я прошу только сигарету, они мне уже «останься»?

Ослабляю галстук, они мне уже «разденься»?

Пап, я вырасту в мизантропа и извращенца,

Эти люди мне просто не оставляют шанса».

Кнолл осознает, что его сынок не имеет сердца,

Но уж больно циничен, чтоб из-за этого сокрушаться.

Говорит: «Ну пусть Бет заедет на той неделе поутешаться».

* * *

Через неделю и семь неотвеченных вызовов на мобильном,

Говард ночью вскакивает в обильном

Ледяном поту, проступающем пятнами на пижаме.

Ему снилось, что Бет находят за гаражами,

Мертвую и вспухшую, чем-то, видимо, обкололась.

Говард перезванивает, слышит грустный и сонный голос,

Он внутри у нее похрустывает, как щербет.

Говард выдыхает и произносит: «Бет,

Я соскучился». Сердце ухает, как в колодце.

Да их, кажется, все четыре по телу бьется.

Повисает пауза.

Бет тихонько в ответ смеется.

Старший Кнолл ее не дожидается на обед.

11 февраля 2008 года.

Бернард пишет Эстер

Бернард пишет Эстер: «У меня есть семья и дом.

Я веду, и я сроду не был никем ведом.

По утрам я гуляю с Джесс, по ночам я пью ром со льдом.

Но когда я вижу тебя – я даже дышу с трудом».

Бернард пишет Эстер: «У меня возле дома пруд,

Дети ходят туда купаться, но чаще врут,

Что купаться; я видел все – Сингапур, Бейрут,

От исландских фьордов до сомалийских руд,

Но умру, если у меня тебя отберут».

Бернард пишет: «Доход, финансы и аудит,

Джип с водителем, из колонок поет Эдит,

Скидка тридцать процентов в любимом баре,

Но наливают всегда в кредит,

А ты смотришь – и словно Бог мне в глаза глядит».

Бернард пишет «Мне сорок восемь, как прочим светским плешивым львам,

Я вспоминаю, кто я, по визе, паспорту и правам,

Ядерный могильник, водой затопленный котлован,

Подчиненных, как кегли, считаю по головам —

Но вот если слова – это тоже деньги,

То ты мне не по словам».

«Моя девочка, ты красивая, как банши.

Ты пришла мне сказать: умрешь, но пока дыши,

Только не пиши мне, Эстер, пожалуйста, не пиши.

Никакой души ведь не хватит,

Усталой моей души».

31 января 2008 года.

Алоэ

Когда-нибудь я действительно заберусь на

Солнечный пик, лопатки сведу до хруста,

И все эти строки медленно сменят русло

И потекут не через меня.

Это большая умственная нагрузка.

Мне тотчас перестанет быть так темно и грустно.

И я сяду на пике, пить из горла ламбруско,

Чуть браслетами двухкопеечными звеня.

Как-нибудь проснуться уже, беспечным, пустым и чистым,

Однозначным и вечным, как ландыш или нарцисс там;

Не самим себе бесом – самим себе экзорцистом

В окружении остроумцев и воротил,

А вот чтобы тебе поверили, раз увидев,

Стать, дурного себя за редкий кустарник выдав,

Просто частью многообразья видов.

Аккуратно извлечь из глупой башки тротил,

И не спрашивать консультации у светил,

А чтоб кто-нибудь взял, укутал и приютил.

И одни в кулачок рыдают у аналоя,

У других если песня, значит, про «все былое»,

А ты просто алоэ.

Мыслящее алоэ,

С маленькими зубчиками везде.

И вот та ходит с рожей, будто в дому покойник,

А вот этот ночует в сотнях случайных коек,

А у тебя только кадка и подоконник,

И над каждым домиком

По звезде.

24 января 2008 года.

Вот был город как город

Вот был город как город, а стал затопленный батискаф,

Словно все тебя бросили, так и не разыскав,

Пожила, а теперь висишь как пустой рукав

У калеки-мальчика в переходе.

Да никто к тебе не приедет, себе не лги.

У него поезд в Бруклин, а у тебя долги,

И пальцы дрожат застегивать сапоги

Хоть и неясно, с чего бы вроде.

Дело не в нем, это вечный твой дефицит тепла,

Стоит обнять, как пошла-поехала-поплыла,

Только он же скала, у него поважней дела,

Чем с тобой тетешкаться, лупоглазой;

То была ведь огнеупорная, как графит,

А теперь врубили внутри огромный такой софит,

И нутро просвечивает нелепо, и кровь кипит,

Словно Кто-то вот-вот ворвется и возопит:

«Эй, ты что тут разлегся, Лазарь?..»

Полно, деточка, не ломай о него ногтей.

Поживи для себя, поправься, разбогатей,

А потом найди себе там кого-нибудь без затей,

Чтоб варить ему щи и рожать от него детей,

А как все это вспомнишь – сплевывать и креститься.

Мол, был месяц, когда вломило под тыщу вольт,

Такой мальчик был серафический, чайльд-гарольд,

Так и гладишь карманы с целью нащупать кольт,

Чтоб когда он приедет,

было чем

угоститься.

22 января 2008 года.

Это как проснуться в пустой палате

Это как проснуться в пустой палате,

повыдирать из себя все трубки, иголки, датчики,

Выбежать во двор, в чьих-нибудь бахилах на босу ногу;

Что они сделают, эти чертовы неудачники,

С обреченным тобой, подыхающим понемногу;

И стоять, и дышать, и думать – вот, я живой еще,

Утро пахнет морозом, и пар изо рта, и мне бы

Хоть бы день; а уже тишина начинает сигналить воюще,

Уже сердце растет, как сказочное чудовище,

Небо едет вниз по дуге, и ты падаешь возле неба.

Твою душу легонько сталкивают корабликом