Фотосинтез - [6]

Шрифт
Интервал

Мало курит, пьет витамин D3, тиамин и кальций.
Вот собрался было пойти слушать джаз сегодня – но что-то поздно сообразил.
Джазом очень в юности увлекался.
Тодуа звонила сегодня мать; иногда набирает брат или младшая из кузин, —
Он трещит с ними на родном, хоть и зарекался.
Лет так тридцать назад Джо Тодуа был грузин.
Но переродился в американца.
Когда Джо был юн, у него была русская маленькая жена,
Обручальное на руке и два сына в детской.
Он привез их сюда, и она от него ушла – сожалею, дескать,
Но, по-моему, ничего тебе не должна.
Не кричала, не говорила «тиран и деспот» —
Просто медленно передумала быть нежна.
И с тех пор живет через два квартала, в свои пионы погружена.
Сыновья разъехались, – Таня только ими окружена.
Джо ей делает ручкой через забор – с нарочитой удалью молодецкой.
А вот у МакГила за стойкой, в закусочной на углу,
Происходит Лу, хохотушка, бестия и – царица.
Весь квартал прибегает в пятницу лично к Лу.
Ей всегда танцуется; и поется; и ровно тридцать.
Джо приходит к ней греться, ругаться, придуриваться, кадриться.
Пережидать тоску, острый приступ старости, стужу, мглу.
– Лу, зачем мне кунжут в салате – Лу, я же не ем кунжут.
– Что ж я сделаю, если он уже там лежит.
– Лу, мне сын написал, так время летит, что жуть,
Привезет мою внучку – так я тебе ее покажу,
У меня бокалы в шкафу дрожат – так она визжит.
– Джо, я сдам эту смену и тоже тебе рожу,
А пока тут кружу с двенадцати до восьми —
Не трави меня воображаемыми детьми.
– Она есть, ты увидишь. Неси мой стейк уже, не томи.
Если есть двусмысленность в отношениях – то не в их.
Джо – он стоит того, чтобы драить стойку и все еще обретаться среди живых.
Лу, конечно, стоит своих ежедневных заоблачных
Чаевых.

14 марта 2008 года.

Джеффри Тейтум

Джеффри Тейтум садится в машину ночью,
в баре виски предусмотрительно накатив.
Чувство вины разрывает беднягу в клочья:
эта девочка бьётся в нем, как дрянной мотив.
«Завести машину и запереться; поливальный шланг
прикрутить к выхлопной трубе,
Протащить в салон.
Я не знаю другого средства, чтоб не думать о ней, о смерти
и о тебе».
Джеффри нет, не слабохарактерная бабёнка,
чтоб найти себе горе и захлебнуться в нём.
Просто у него есть жена, она ждёт от него ребёнка,
целовал в живот их перед уходом сегодня днём.
А теперь эта девочка – сработанная так тонко,
что вот хоть гори оно все огнём.
Его даже потряхивает легонько —
так, что он тянется за ремнём.
«Бэйби-бэйб, что мне делать с тобой такой,
скольких ты еще приводила в дом,
скольких стоила горьких слез им.
Просто чувствовать сладкий ужас и непокой, приезжать к себе,
забываться сном, лихорадочным и белёсым,
Просто думать ты – первой, я – следующей строкой,
просто об одном, льнуть асфальтом мокрым
к твоим колёсам,
Испариться, течь за тобой рекой,
золотистым прозрачным дном, перекатом, плёсом,
Задевать тебя в баре случайной курткой или рукой,
ты бы не подавала виду ведь.
Видишь, у меня слова уже хлещут носом —
Так, что приходится голову запрокидывать».
«Бэйби-бэйб, по чьему ты создана чертежу,
где учёный взял столько красоты,
где живёт этот паразит?
Объясни мне, ну почему я с ума схожу,
если есть в мире свет – то ты,
если праздник – то твой визит?
Бэйби-бэйб, я сейчас приеду и все скажу, —
я ей всё скажу —
и она мне не возразит».
Джеффри Тейтум паркуется во дворе,
ищет в куртке свои ключи
и отыскивает – не те;
Он вернулся домой в глубокой уже ночи,
он наощупь передвигается в темноте,
Входит в спальню и видит тапки – понятно чьи;
Джейни крепко спит, держит руку на животе.
Джеффри Тейтум думает – получи,
и бредет на кухню, и видит там свою порцию
ужина на плите.
Джеффри думает: «Бэйб, дай пройти еще октябрю или ноябрю.
Вот она родит – я с ней непременно поговорю.
Я тебе клянусь, что поговорю».
Джеффри курит и курит в кухне,
стоит и щурится на зарю.

11–12 марта 2008 года.

Двадцать первый стишок про Дзе

Двадцать первый стишок про Дзе, цокнет литературовед.
Он опять что-то учудил, этот парень, да?
Расстегнул пальто, бросил сумку, сказал: "Привет,
Я опять тот самый, кого ты будешь любить всегда"?..
Что изменится, бэйб? Мне исполнилось двадцать два,
Ты оброс и постригся несколько раз подряд,
Все шевелишь, как угли, во мне чернеющие слова,
И они горят.
Что изменится, бэйб? За тобой происходит тьма;
Ты граница света, последний его предел.
Главное, чтоб был микрофон отстроен, спина пряма,
Чтобы я читала, а ты на меня глядел.
Что изменится, бэйб? Ты красивый, как жизнь сама —
У меня никогда не будет важнее дел.
Мне исполнится тридцать два или сорок два,
Есть уверенность, что виновником торжества
Ты пребудешь впредь;
Это замкнутый цикл: тебе во мне шевелить слова,
Им гореть, а тебе на огонь смотреть.
Подло было бы бросить все или умереть,
Пока я, например, жива.

7 марта 2008 года.


As It Is

Вот смотри – это лучший мир, люди ходят строем,
Смотрят козырем, почитают казарму раем;
Говорят: «Мы расскажем, как тебя сделать стройным»
Говорят: «Узкоглаз – убьем, одинок – пристроим,
Крут – накормим тебя Ираком да Приднестровьем,
Заходи, поддавайся, делись нескромным,
И давай кого-нибудь всенародно повыбираем,
Погуляем, нажремся – да потихоньку повымираем».
Это вечная молодость: от МакДональдса до Стардогса,

Еще от автора Вера Николаевна Полозкова
Осточерчение

Вера Полозкова пишет о том, что неизменно существует вокруг и внутри нас. Говоря на одном языке со слушателями, она срывает овации многочисленной публики на своих выступлениях. Её поэзия обжигает настоящими чувствами, скрытыми во многих из нас. “Осточерчение” – искусный синтез точных мыслей и виртуозного слога, собранных в 12 циклах стихотворного сборника молодой поэтессы.


Стихи разных лет

Верочка, корябеда, турецкий барабан. Абсурдопереводчица, вездесука, краснобайка-задушевница с тридцатилетним стажем. Не стесняется носить тяжелый крест с легкими юбками. Территория победившего распиздяйства. Сложный творческий гибрид, и во лбу звезда горит. Мать-основательница, идеолог и почетный член всемирного проебольного движения; учредитель и генеральный директор Московского Проебанка. Серебряный призер, позер и стриптизер. Звезда Большого Секса в изгнании. Любо, но дорого. Заморачивается. Большая и Бешеная. Как выскочит, как выпрыгнет, и полетят клочки по закоулочкам.


Записки на запястье

Книга написана в жанре короткой прозы — это сборник эссе, заметок, наблюдений, образов, подслушанных диалогов. Современная городская жизнь, ироничный и легкий взгляд на действительность.


Стеклобой

Как мелкий жулик, случайно угодив в городок Малые Вишеры, в одночасье стал классиком русской литературы? Почему в городе запрещено мыть окна? Зачем соседи воруют трехцветных котят? Историк из северной столицы Митя Романов бросает все и приезжает в городок, чтобы написать в заветном бланке регистрации: «Хочу стать ректором университета». Врет, место ректора ему не нужно. «Тревожные приключения чужака в незнакомом городе — один из моих любимых сюжетов. В эту реку можно войти не однажды, с разными проводниками: с Кафкой, Исигуро или Стругацкими, с Куросавой или Серджио Леоне, но это всегда — удовольствие, потому что каждый раз и город, и герой — другие, новые, и все снова может пойти не так примерно тысячей способов».


Непоэмание

Стихи Веры Полозковой – это такое же ураганное и яркое явление, как и она сама. Неимоверный магнетизм её обаяния и точные ритмы суждений переносятся в книгу, где каждый находит самого себя: окрылённого, расстроенного, обманутого или влюблённого.