Фотография в профиль - [26]

— Нет. Отряд распался. Оставшиеся в живых бежали из тех мест и, если везло, присоединялись к другим партизанским отрядам. Были и такие, кто добирался до родного дома, забивался в какую-нибудь щель и ждал, пока не уйдут немцы.

— А была в том отряде молодёжь из Севериновки?

— Нет, наших парней там не было. Дело в том, что поручик Рысь пришёл к нам с севера — может быть, даже из Беловежской пущи. Тех, кто не имел оружия, он в свой отряд не принимал. Поэтому наши хлопцы, если уж Надо было бежать из деревни, шли в Батальоны Хлопские или в Отряды Армии Людовой. Каких только отрядов не было в наших лесах! Хватало и русских партизан.

Антоний Галецкий подписал составленный протокол и, очень довольный собой, покинул комендатуру милиции. Он честно выполнил свой гражданский долг.

Таким образом, часть показаний Рихарда Баумфогеля, или Станислава Врублевского, подтверждалась рассказом жителя деревни Севериновка. Но это не прояснило ситуацию, наоборот, ещё больше её запутало. Кто же всё-таки находился в отряде поручика Рысь — дезертир или шпион?

Собирая разную информацию о Баумфогеле — Врублевском, Качановский решил посетить место работы инженера. Выбрав время, он отправился на улицу Тамка, к директору проектного бюро Зигмунду Барчику. Обменявшись взаимными приветствиями, они уселись за небольшой столик, и секретарша директора, бросая любопытные взгляды на представительного офицера милиции, поставила перед ними чашечки с чёрным кофе. Барчик начал рассказывать о том, как всё началось.

— Очень странная история. Чтобы Врублевский… и вдруг оказался гестаповцем! Не могу в это поверить. Хотя я, конечно, видел этот снимок в книге и должен честно признать, что сходство поразительное.

— Врублевского любили в коллективе?

— Не сказал бы, в особенности если говорить о наших молодых сотрудниках. Он не давал им никаких поблажек и всегда был очень строг в работе. Был даже период, когда ко мне приходили целые делегации, требуя, чтобы я убрал его из бюро. Грозили, что если я его не уволю, то придётся уйти и мне. Я взял его под свою защиту, так как он — лучший заведующий отделом нашей организации.

— В то время его тоже обзывали немцем?

— Совсем даже наоборот. Отдельные наши работнички, мыслящие заскорузлыми националистическими категориями, навесили на него ярлыки «большевик» и «белорус». Справедливости ради надо сказать, что Врублевский сам во многом виноват. Он мог бы относиться к людям помягче, быть с ними более человечным. Бывало, что кто-то из сотрудников отпрашивался с работы по причинам личного характера: семейные неурядицы, болезнь близких и так далее. Надо было с каждым побеседовать, войти как-то в их положение. Но для него не существовало никаких аргументов. Себе не давал послаблений и от других требовал полной самоотдачи. Завёл у себя в отделе настоящую, фигурально выражаясь, «прусскую муштру». Может быть, поэтому люди сразу поверили в эту фотографию?

— А ваше мнение? — спросил подполковник.

— Сам не знаю. Единственное, Что, по-моему, говорит не в пользу Врублевского, — так это неумеренное бахвальство своим героическим прошлым. Сколько можно вспоминать о партизанских отрядах, о боях на Черняковском плацдарме, в Камне Поморском? Он не уставал тыкать всем в глаза своими орденами, постоянно выпячивал тот факт, что награждён высшей воинской наградой — серебряным крестом ордена «Виртути Милитари». Это вызывало раздражение и злость у некоторых коллег, в особенности у тех, кто не мог похвастать военным прошлым. На каждом собрании или лекции, на торжественных мероприятиях по случаю национального, праздника Врублевский бесцеремонно лез в президиум на правах героя, имеющего три правительственные награды.

— Такой стиль поведения нередко характерен для бывших участников войны, которые никак не могут приспособиться к гражданской жизни.

— Согласен с вами, пан подполковник. Однако мне кажется, что именно так, а не иначе должен был бы вести себя и бывший гестаповец. Привычка к камуфляжу настолько глубоко въелась в его плоть и кровь, что он испытывал постоянную потребность убеждать людей в том, что он стопроцентный патриот. Поэтому многие, узнав, что под личиной «героя» маскировался бывший шеф гестапо в Брадомске, почувствовали злорадство. Именно этим объясняется жестокость травли, которую развернули против Врублевского сослуживцы.

— А может быть, патриотизмом и чувством гражданского долга?

Директор только развёл руками.

— Я мог бы долго распространяться на тему об их чувстве долга, но если бы Врублевский зарекомендовал себя в коллективе как «свой парень», то вся эта история не сразу бы всплыла на поверхность. Возможно, люди подумали бы, увидев фотографию, что это всего лишь удивительное сходство.

Первая атака защиты

Рушиньский появился в кабинете Щиперского лишь через две недели после ареста Баумфогеля» что очень удивило прокурора. Он знал: предстоящая беседа с энергичным настырным защитником будет не из лёгких, и его предположения подтвердились.

— Вы знаете, душа радуется, — начал Рушиньский, поздоровавшись, — когда я вижу, что следствие по делу моего клиента развивается в полном соответствии с действующими процессуально-правовыми нормами. Подоареваемого и свидетелей допрашивают, устраивают очные ставки, проводят экспертизы, собирают улики, а меня не только не знакомят с результатами, но даже вообще не считают нужным информировать о каких-либо шагах, предпринимаемых следствием.