Фотограф - [31]

– Бог мой! Оди! Что с тобой случилось?!

– Ален! Быстро садись – и едем. По дороге объясню! Времени нет!

Ален впрыгнул в пролетку следом за Одеттой, извозчик безжалостно хлестнул лошадку – и они помчались безлюдным городом.

– Оди! Что, в конце концов, случилось?! Что мы мчимся как на пожар?

– На пожар и мчимся! В кафе случился пожар! Огонь из кухни перебросился на вольеры с животными. А выпустить их – боязно. Послали за Графом, чтобы он вызволил своих волков… Но было уже поздно – все животные погибли. Задохнулись.

Ален помертвел. Пожар. Граф. Волки. Господи! Вот оно!

Внезапно охрипшим голосом спросил:

– А Граф… Он… жив?

– Не знаю. Надеюсь, мы застанем его живым – это он попросил привезти тебя. Сказать что-то хочет. Только тебе…

Ален обессилено откинулся на спинку сиденья.

К их приезду пожар уже полностью потушили. Над зданием вились отдельные струйки едкого дыма. Резко пахло жженым мясом и шерстью животных.

Перед входом, прямо на тротуаре лежал Граф. На нем не осталось ни единого волоска. Все тело было в кровавых волдырях и обгорелых лоскутах одежды. Уцелели только ноги в хорошо навощенных яловых сапогах. Лицо превратилось в разбухшую маску.

Над ним склонились врач и несколько прохожих. Жизнь в нем угасала.

Граф увидел Алена и начал шевелить губами. Ален наклонился как можно ниже, чтобы расслышать слова умирающего. После нескольких неудачных попыток Граф выговорил:

– Ваську… Василия… Забери к себе Василия.

Граф умолк. Даже такое усилие оказалось для него чрезмерным.

Ален решил, что больше ничего не услышит. Но Граф, собравшись с силами, произнес еще одну фразу:

– Ален… Больше… Никогда не…

Это были его последние слова. Что он хотел сказать? Что же он хотел сказать, находясь на смертном одре.?

Прошло несколько минут. Врач приложил к губам зеркальце – и накрыл обожженное лицо простыней. Тело увезли.

Ночь постепенно уступала место зыбкому рассвету.

Ален решил сразу же сходить за Василием – выполнить последнюю волю Графа.

Пока он добрался, день полностью вступил в свои права. Консьерж заваривал себе кофе, не забывая одним глазом смотреть на входящих и выходящих.

Алена он узнал и сразу же обрушился с вопросами:

– Узнаю Вас! Очень рад! А где же наш Граф? Примчались за ним среди ночи. Объяснить ничего не объяснили. Весь дом перполошили. Что там у него случилось? Вы, случайно, не знаете?

Ален знал. Через несколько минут знал и консьерж. Ален сказал, что пришел за Василием – по просьбе Графа.

– Оно, конечно, правильно, – растерянно сказал консьерж. – Только как же Вы его заберете?

– Граф говорил, он воспитанный, Вас слушается.

– Слушается. Вернее, слушался. А сегодня утречком хотел я, было, его вывести, раз Графа долго нет. Да побоялся. Что-то с ним не так. Обычно его и не слышно. Сидит, как мышка. А сегодня как взбесился: воет, на дверь бросается, будто вырваться хочет. То-то мне и стало боязно. Но вместе, глядишь, справимся.

Консьерж взял метлу и толстое одеяло.

Вместе они поднялись к комнате Графа.

Василий, в самом деле, не переставая бился о дверь. Казалось, кто-то методично колотил в дверь боксерской грушей.

Консьерж, перемигнувшись с Аленом, немного приоткрыл дверь.

Этого оказалось достаточно: Василий вылетел, как пушечное ядро, пронесся по лестнице и выскочил на улицу.

– Что же теперь делать? – растерянно пробормотал консьерж. – В полицию сообщить, разве что…

Ален устало пожал плечами. Да и чем он мог помочь?

– Если вдруг объявится, дадите знать, – сказал он на прощание и распрощался.

Изрядно уставший Ален добрел домой.

Комната была такая же, как и прежде – в момент его поспешного ухода. Хотя нет, не совсем такая же… Те же все предметы стояли, висели, лежали на своих местах. Нет, не совсем те же предметы. Казалось, с самим воздухом что-то произошло, какое-то изменение, настолько незначительное, едва уловимое, что лишь слабый голос подсознания говорил о перемене.

Что-то было не так.

Алена вдруг пронзила ужасная догадка. Он рывком открыл дверь в лабораторию и взглянул на фотографию… Проявитель все еще добросовестно, молекула за молекулой, менял светлые соли серебра на темные. Ему было невдомек, что снимок и так уже был абсолютно черным.

7

В начале ХХ столетия Сент-Женевьев-де-Буа была небольшой деревенькой неподалеку от Парижа. В 1927 году здесь появилось первое русское кладбище. Именно на кладбище Cент-Женевьев-де-Буа хоронили практически всех русских граждан, проживавших в Париже и его окрестностях.

И поныне во всём мире Cент-Женевьев-де-Буа считается именно русским кладбищем, русским погостом.

На этом кладбище нашли свой последний приют многие представители высшего света России. Той России, которая не захотела стать Советским Союзом. Здесь покоятся герои военные, ученые, промышленники, элита и интеллигенция Российского общества, выброшенные из родной страны в результате сомнительного эксперимента, предпринятого Лениным и его очерствевшими соратниками.

Майским днем у свежевырытой могилы на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа стояла кучка людей, в которых можно узнать засегдатаев и артистов кабаре. Черные одежды и понуро опущенные головы делали их похожими на стайку нахохлившися под дождем ворон.