Фостер - [19]

Такие испытания выдержал с честью и молодой Фостер. Избороздил океаны, прошел через штормы и бури, участвовал в забастовках, бродил по далеким и неведомым ему дотоле землям, испытал голод и холод, жажду и зной. Он хорошо закалил себя за эти три года. Познал Дену дружбе и товариществу.

Когда Фостер нанимался матросом на парусный флот, он мечтал изучить искусство навигации, побывать в экзотических странах. Но теперь его неудержимо тянуло в Штаты. Он истосковался по родной земле и большим городам, шумным улицам. Фостер жаждал активной Деятельности.

Настал час вернуться домой.

«В БОРЬБЕ ОБРЕТЕШЬ ТЫ ПРАВО СВОЕ…»

Зачем у станка, когда мы в борьбе?

В единстве мы всё завоюем себе.

Единство! Единство!

Вот правильный путь!

К хозяйской конторе дорогу

забудь!

Американская рабочая песня

Осенью 1904 года Фостер распрощался в английском порту Норс-Шилдс с парусником «Графство Кардигана» и на пароходе направился в Филадельфию.

За четыре года, что он отсутствовал, «город братства» заметно изменился, появились первые небоскребы, улицы стали еще более оживленными и шумными, повсюду виднелись новые фабрики и заводы, поток иммигрантов не уменьшался, в порту высился лес пароходных труб.

Рабочие же по-прежнему оставались бесправными париями, у работодателей была одна лишь забота: побольше выжать из них соков, поменьше платить им. Как всегда, правительство, суд, газеты поддерживали владельцев фабрик, заводов, компаний; полиция, войска разгоняли демонстрации, расправлялись с забастовщиками. Агентство сыщика Пинкертона, поставлявшего фабрикантам шпиков, штрейкбрехеров и провокаторов, превратилось в солидную фирму с филиалами во многих индустриальных центрах, приносившую своему хозяину два миллиона долларов в год чистого дохода.

Но боевой дух рабочих только крепчал в ожесточенных классовых боях. Люди труда все решительнее выступали в защиту своих прав.

Возникали новые профсоюзы, забастовочное движение росло и ширилось, охватывая все новые регионы и отрасли промышленности. Слово «социализм» все чаще раздавалось на рабочих собраниях и митингах.

Лидеры буржуазных партий пугали капиталистов призраком надвигающейся социальной революции. «Милостивые государи, — говорил Марк Ханна, один из лидеров Республиканской партии, обращаясь к воротилам крупного бизнеса на одном из предвыборных выступлений 18 апреля 1903 года, — вы хорошо сделаете, если заранее приведете в порядок паруса, так как есть все основания предполагать, что в недалеком будущем в Соединенных Штатах разразится одна из величайших бурь, какие когда-либо видел свет… Рабочие недовольны своей судьбою… Положение мне рисуется далеко не в розовом свете, напротив, я замечаю, как политический горизонт заволакивается зловещими тучами. Рабочие быстро пропитываются духом, который в них вдохнули социалисты. Социалистическая пропаганда разлилась по всей стране, и скоро она принесет свои плоды в среде рабочего класса. Мы, капиталисты, не должны оставлять без внимания эти факты, несущие бурю. Напротив, нам следует попытаться овладеть этой бурей, а если возможно, отвести ее электричество в наши политические партии».

Марк Ханна призывал капиталистов сплотить ряды в борьбе с рабочими: «Обращая внимание на эти многочисленные факты, я приглашаю вас употребить все усилия, чтобы остановить движение, которое — я нисколько не сомневаюсь в этом — приведет нас к социальной революции, если мы будем продолжать нашу тактику последнего десятилетия.

Мы сами во многом виноваты. Все, что Уолл-стрит в состоянии был сделать, чтобы разжечь волнение, он имел неосторожность сделать. На рынок были выброшены миллионы ценностей. Из среднего класса мы выжали все соки… Покупательная сила рабочих значительно уменьшилась, наши ошибки дали рабочим все основания для возмущения. И когда наступит день восстания — а он приближается, — я медного гроша не дам за голову Пирпонта Моргана, потому что именно он, по мнению рабочих, является ответственным за многие бедствия, свалившиеся на их головы».

В Филадельфии Фостер поступает в Союз моряков атлантического побережья, намеревается плавать на каботажных судах и вовлекать матросов в профсоюзную организацию. Но этим планам не суждено было осуществиться. Фостер получил письмо от одной из сестер, которая жила в штате Орегон, где ее муж обзавелся участком целинной земли. Она предложила Уильяму приехать, взять такой же участок, освоить землю, а потом с прибылью продать, если жизнь на лоне природы не понравится ему. Фостер недолго думая согласился. За годы странствий он соскучился по родным, ему захотелось пожить в обществе сестры.

Денег у него на переезд из Филадельфии в Орегон, разумеется, не имелось, зато он владел искусством ездить «зайцем» по железной дороге. Он смело двинулся в путь тем же испытанным способом.

Стояла поздняя осень, в горах уже выпал снег, случались морозы, пересекать континент по методу хобо в это время года не рекомендовалось.

Действительно, это путешествие оказалось не из легких. Фостер пробыл в пути две недели. Его неоднократно сбрасывали с поезда охранники, у него украли пальто, весь свой капитал — несколько долларов — он истратил в первые же дни на еду, получить работу в пути оказалось невозможно. Чтобы не умереть с голоду, Фостеру пришлось просить хлеба у одного пекаря. В конце ноября, измученный и голодный, но довольный тем, что и на этот раз удалось обойти охранников, Фостер прибыл в Орегон.