В ту сторону, где тишь и благодать
Чуть поодаль от золотого песчаного берега тянулся густой лес, манивший к себе прохладой. В этот знойный день все мы остро чувствовали усталость. Подолгу грести оказалось нелегким делом.
Трезор остался сторожить лодку, а мы поднялись на пригорок и сразу же вошли в густой и пасмурный лес. Зеленая полутьма и сыроватая прохлада навевали тоску, лес всегда немного пугал меня мертвой тишиной и строгой насупленностью деревьев. Вдруг что-то метнулось над головой. Две белки, обгоняя друг друга, стремительно взбирались под самую крону могучего дуба. Рядом, словно фабричная труба, поднялась к небу сосна, на ее шелушащемся стволе застыл ручеек смолы, похожей на засахаренное абрикосовое варенье.
— Хлопцы, еж! — вдруг крикнул Санька и стал подбираться к заросшему папоротником овражку. Еж лежал почти на самой поляне: то ли грелся под едва проникавшими сюда лучами солнца, то ли охотился за какой-нибудь тварью. Наше появление нарушило его замыслы.
— Давайте возьмем его в лодку, — предложил Степа.
— Ежа нам еще не хватает! — рассердился я. — В лодке и так повернуться негде. Собаки, ежи — может, подать вам еще суслика или носорога?
Только Трезор поддержал меня. Лютым несмолкающим лаем встретил пес нового члена экипажа. Он буквально набросился на Степана, державшего ежа в кепке. Точильщик отступил. Я ликовал, от радости тоже стал прыгать позади Трезора и даже лаял. В конце концов Санька, отлично знавший неспокойный характер Трезора, решительно взял из рук боцмана кепку с ежом и пошел в лес.
На опушке, где был найден еж, разложили костер. Пока мы с Саней чистили картофель, боцман, он же кок, варил пшено. Откровенно говоря, я не очень верил в кулинарные способности друга. Жили они с отцом по-холостяцки, питались всухомятку и, только выезжая на рыбалку, варили какую-то особенную уху, ароматную и острую.
Но мои опасения оказались напрасными. Обжигаясь горячим и удивительно вкусным супом, мы рассыпались в похвалах. Даже Трезор отдал должное Степкиному мастерству.
Мы развалились на душистой траве и сладко дремали, не думая ни о настоящем, ни о будущем. Вахту нес Тревор — самый непритязательный и бескорыстный член экипажа. Теперь я оценил его самоотверженную службу на бриге «Спартак».
Проснулся я поздно, по все-таки раньше всех. Санька спал, широко раскинув ноги, Степка храпел, будто у него в груди работал мощный двигатель. Взяв длинную травинку, я стал водить ею по пятке товарища, но пятка настолько затвердела от грязи, что Степан потерял всякую чувствительность. От скуки поймал жучка в траве. Сперва пустил его на оголенный Степкин живот. Жучок исколесил его вдоль и поперек. Тогда, сняв жучка с живота, я бросил его в открытый рот Точильщика. Тот мотнул головой и с жадностью проглотил беспомощное насекомое. Второй жук оказался более крупным, примерно таких габаритов, как таракан. Я с боязливым любопытством следил за ним, он скрылся в темной Степкиной пасти. В старину люди приносили в жертву идолам даже своих детей. Эта пасть мне теперь казалась жертвенником. Но где я мог набрать такое множество жуков? Они будто разгадали ненасытность спящего идола и больше не попадались мне на глаза. Ободренный успехом, я поймал муху. Проглотив и ее, Степка вскочил словно ужаленный. Он дал бы волю своему гневу, но Санька вырос между нами:
— Настоящие психопаты, даже поспать не дают! Того и гляди, перегрызут друг другу глотки.
С грозным достоинством Степка спросил:
— Ты что сделал?
В нем чувствовался задор мужчины, решившего идти напролом. Я же находил свою шутку весьма забавной и с трудом сохранял серьезность.
Точильщик, посылая на мою голову проклятия, отошел в сторону и, вложив два пальца в рот, легко освободился от супа, жуков и мухи.
Солнце садилось в червонном зареве. Исполинский прекрасный мир простирался перед нами, вызывая восторг и изумление.
Медленно плывет «Спартак» вдоль зеленых берегов. Природа полна волшебного великолепия и таинственного очарования. Небо в пепельно-оранжевых облаках словно плывет вслед за малахитовой рекой, унося меня, Степку, Саньку и Трезора в неведомые дали.
Санька сидит на корме, свесив ноги в воду, и подгребает веслом. Но вдруг он кладет весла и заводит фальцетом:
Мы теперь уходим понемногу
В ту страну, где тишь и благодать…
Значит, не я один настроен лирически. Я счастлив. Кончилась вахта. Санька сел на весла, Степка на корму, а я растянулся, на целых шестьдесят минут свободный от всяких обязанностей.
Таракан — наш физик — утверждал, что лентяи обычно бывают людьми посредственными. Очевидно, он прав.
Ладони горят от мозолей, грести сегодня ужасно не хочется. Попытаюсь уговорить ребят устроить ночлег на берегу, лечь спать пораньше и подняться на зорьке, задолго до наступления жары.
Ночь мы проспали на небольшом островке, под сенью плакучей ивы.
