Фортуна - [43]

Положение «Фортуны» было очень плохо; никто не знал этого лучше, чем он сам; с огромными усилиями старался он поддержать предприятие в состоянии видимого процветания. Вполне возможно, что акционеры, правильно оценив положение вещей, предложат ликвидацию, и тогда он окажется человеком, взявшим на себя больше, чем он может выполнить, человеком, вовлекшим своих сограждан в убыток и разорение. Его положение, его деятельность, которая стала ему такой дорогой и незаменимой, — все исчезнет навсегда! Все!

Но нечто неизмеримо худшее возникло перед его мысленным взором зловещими темными контурами: если фабрика потерпит крах, то имя его потеряет вес, кредит его будет подорван, и тогда-то могут возникнуть величайшие трудности.

Карстен Левдал чувствовал, как у него немели колени; нет, нет, это не могло случиться! Правда, время трудное, но все еще можно поправить, нужно только выиграть время; на мгновение он настолько потерял самообладание, что подумал, не унизиться ли и не попросить ли прямо Кристенсена взять свое предложение назад.

Но в тот момент, как он уже повернулся к директору банка, медленно натягивавшему перчатки, его вдруг осенила блестящая мысль.

— Если уж вы так боитесь за свои акции «Фортуны», я куплю их у вас все. Сколько акций у вас есть в настоящий момент?

— Десять; но я не могу предположить, что господин профессор примет на себя…

— О, не беспокойтесь на мой счет! — сказал профессор и добродушно засмеялся. — Последние пять акций, купленные у вас, я продал через полчаса с барышом.

— В самом деле? — вежливо осведомился Кристенсен. — Как же вы намереваетесь оплачивать акции впредь?

— По номиналу, как и прежде, конечно! — отвечал профессор. — Я надеюсь, что уж из одного этого вы поймете, что ваше предложение относительно ликвидации, скромно говоря, несвоевременно.

— Ну, об этом предложении теперь не стоит говорить; поскольку я уже более не акционер, я, само собою разумеется, выхожу из состава правления на следующем собрании.

Такой оборот дела для профессора был совершенно неожиданным; если Кристенсен выйдет из состава правления «Фортуны» тотчас же после продажи всех своих акций, это будет для предприятия столь же смертельным ударом, как и предложение о ликвидации.

Профессор невольно сделал жест, выразивший отрицание.

— Нет, нет! Господин директор! Этого я не хочу! Вы меня неправильно поняли. Если я сейчас покупаю ваши акции, то я делаю это не потому, что имею от этого какие-то выгоды, это вы прекрасно знаете, но исключительно потому, что соблюдаю интересы фабрики. Вас же прошу не только повременить с вашим предложением, но и поддержать меня на заседании правления. И тогда, конечно, доверие акционеров к предприятию не будет подорвано.

— Да, но я, пожалуй, не имею даже права выступать таким образом, если я сам уже не являюсь акционером?

— Ну, оставьте у себя парочку акций! — сказал профессор, но, взглянув на собеседника, понял, что тот именно хочет отделаться от всех акций, и, подавив досаду, продолжал: — Или давайте сделаем так: я куплю у вас все десять, как я сперва предложил, но пусть несколько акций лежат у вас, ну хотя бы формы ради, до заседания правления… Это будет частное соглашение между нами и никоим образом не повредит вашим интересам. Вы ведь сами были не прочь поддержать наше предприятие, и если вы действительно принимаете его судьбу близко к сердцу…

— Это верно, совершенно верно! Но я желал бы, чтобы вы не требовали от меня большей помощи, чем мне позволяют мои убеждения.

— Но, послушайте, дорогой господин директор! — полушутливо сказал профессор. — Вы, оказывается, робкий человек!

— Не правильнее ли было бы сказать осторожный человек, господин профессор?

— Нет, скажем уж лучше робкий! Это будет точнее. Но теперь, когда вы видите, что я, по вашему же собственному замечанию, зная положение лучше всех, не задумываясь покупаю ваши десять акций, должно же это убедить вас, что положение дел значительно лучше и благоприятнее, чем вы предполагаете?

— Да, вы действительно правы, господин профессор! Я допускаю, что вы, человек с высшим образованием, лучше всего можете судить о подобном деле, и я буду очень огорчен, если вы не получите заслуженного вознаграждения за все ваши труды и жертвы… Я сделаю все, что могу!

Оба собеседника сразу же стали значительно сердечнее и расстались, дружески пожав друг другу руки.

В дверях директор банка мягко сказал:

— Смею надеяться, что мы с вами рассчитаемся сегодня же наличными, не правда ли? Я знаю, каковы ваши принципы в ведении такого рода дел…

— Половину я уплачу наличными, а остальное векселями трехмесячного срока, — отвечал профессор.

— Трехмесячного срока, — повторил директор банка с намеренным ударением. Но один взгляд на профессора убедил его в том, что теперь уж предел достигнут, большего не получишь. И он изменил тон.

— О, да это же все равно что наличными; документ, на котором стоит подпись Карстена Левдала, имеет ту же цену, что банкноты государственного банка Норвегии. Всего доброго, господин профессор!

Они, улыбаясь, раскланялись и расстались.

— Маркуссен! Надо сегодня уплатить наличными пять тысяч крон директору банка Кристенсену; приготовьте, пожалуйста, всю сумму!