Форрест Гамп - [4]

И еще я снова стал садиться с Дженни Керран в столовой, и некоторое время обходилось без разборок, пока как-то по дороге домой вдруг не появился передо мной тот самый парень, что облил меня молоком, и потом гонялся за мной. У него была в руке палка, и он снова стал меня обзывать «козлом» и «дураком».

Другие ребята на нас глазели, и Дженни тоже подошла. Я уже думал удрать — но почему-то, сам не знаю почему — не стал удирать. Тогда этот парень ткнул меня палкой в живот, а я себе говорю — хватит! пора с этим кончать! — и как схвачу его за руку, и как тресну его по башке. Ну, этим дело и кончилось.

Вечером родители того парня позвонили моей маме и сказали, что если я еще раз притронусь к нему пальцем, то они обратятся в полицию и меня «уберут». Я попытался объяснить все маме, и она меня поняла, хотя, по моему, очень сильно разволновалась. Она мне сказала, что так как я очень большой, то должен быть осторожнее, ведь так можно кого-нибудь покалечить. Я кивнул и пообещал ей, что больше никому не причиню вреда. Но только когда мы легли спать, я услышал, что она тихо плачет у себя в комнате.

Зато этот случай, когда я треснул этого парня по башке, почему-то здорово повлиял на мою игру. На следующий день я спросил тренера Феллерса, а нельзя ли мне бежать с мячом прямо вперед, не огибая игроков? Тот сказал — давай, парень! И я побежал, опрокинув четверых или пятерых парней, вырвался на чистое пространство, а им пришлось подниматься и снова гнаться за мной.

В тот год я стал играть за американскую юношескую сборную. Самому даже не верилось! Мама подарила мне на день рождения пару носков и новую рубашку. И оказалось, что она скопила прилично денег, чтобы хватило мне на костюм по случаю вручения наград американской юношеской сборной. Это был мой первый в жизни костюм. Мама сама повязала мне галстук и я отправился на торжественный прием.

2

Торжественное чествование Сборных команд Америки состоялось в городишке под названием Фломатон. Тренер Феллерс сказал, что это должно означать «железнодорожная стрелка». Нас посадили в автобус — пять-шесть человек, получивших приз — и повезли туда. Ехать было часа два, а в автобусе не было туалета. А перед выездом я выпил две бутылки лимонада, так что когда мы приехали в Фломатон, мне было по-настоящему плохо.

Дело должно было быть в актовом зале Фломатонской средней школы, и только нас туда привели, я и другие парни быстро нашли туалет. Но когда я попытался расстегнуть молнию на ширинке, в ней застряла рубашка. Я дергал, дергал, но ничего не получалось. Какой-то славный парнишка из команды соперников побежал за тренером Феллерсом, и тот примчался со своими двумя амбалами. Они тоже пытались расстегнуть мне ширинку, только и у них ничего не получилось. Один амбал сказал, что брюки надо резать, иначе не выйдет. Тут тренер Феллерс уставил руки в боки, и говорит:

— Вы что, думаете, что я приведу этого парня в актовый зал с расстегнутой ширинкой и его причиндалами, торчащими наружу? Как вы думаете я буду выглядеть после этого?! — Потом повернулся ко мне и сказал:

— Форрест, придется тебе завернуть кран, пока все это не кончится, а потом мы тебе поможем — идет?

Я кивнул, потому что, что просто не знал, что сказать, но подумал — денечек предстоит жаркий. И долгий.

В актовом зале собрался миллион народу, они улыбались и хлопали в ладоши, когда мы появились. Нас сели за длинный стол на сцене, и я понял, что денек в самом деле будет долгим. Похоже, что все хотели произнести речь — даже официанты и привратники. Хотел бы я, чтобы тут была мама, она бы мне помогла, только она лежала дома с гриппом. Наконец, дошло дело до призов — позолоченных футбольных мячиков. Нам нужно было подойти к микрофону, взять приз, сказать «спасибо» и они еще спрашивали, не хотим мы еще что-то сказать, чтобы узнать, кем мы хотели бы стать в будущем.

Ну, все конечно просто брали приз и говорили «спасибо». Дошло до меня, и кто-то сказал по динамику — «Форрест Гамп!» (не говорил ли я, что у меня такая фамилия?), и я подошел, и они мне дали приз. Я подошел, взял приз и сказал в микрофон «спасибо». Все вдруг встали и стали хлопать. Наверно, им сказали, что я идиот, вот они и старались сделать мне приятное. Но я так поразился, что так и остался стоять на сцене. Тут все замолкли, и человек с микрофоном спросил меня, не хочу ли я что-то сказать. И я сказал: «Я хочу писать!»

Сначала все молчали, потом стали переглядываться, и что-то вроде бормотать, а тренер Феллерс подскочил ко мне, схватил за руку и утащил назад на стул. Весь день он на меня дулся, а когда банкет кончился, тренер и амбалы отвели меня в туалет, разрезали молнию, и уж будьте уверены, отлил я от души!

— Знаешь, Гамп, — сказал мне тренер Феллерс, после того, как я кончил, — у тебя положительно есть дар речи!

* * *

На следующий год ничего особенного не случилось, только кто-то распустил слух, что в юношеской сборной оказался настоящий идиот, и я стал получать письма со всей страны. Мама их собирала и сделала альбом. Однажды из Нью-Йорка пришла бандероль с настоящим чемпионским футбольным мячом, на нем расписалась вся команда «Нью-Йоркских янки». Как я им дорожил! Словно он был из золота! Только однажды, когда я играл им во дворе, большой старый пес схватил его на лету, и сжевал. Всегда вот со мной такая незадача!