Форпост - [3]

— Витя, давай я поведу машину, — предложила жена сразу после границы. Он не стал перечить, потому что и впрямь чертовски устал. Глаза прямо слипались, требуя хотя бы кратковременного отдыха и сна. Договорились, что он часик поспит на заднем сиденье, потом снова сядет за руль. Все-таки водительский стаж у Светланы невелик, да и ночью вести машину намного труднее, чем днем.

Света увидела высветившийся в темноте светом фар дорожный указатель, сообщивший о приближении к Бобруйску, от которого до Минска полторы сотни километров. По сравнению с тем, что они с восходом солнца тронулись в путь и оставили за спиной тысячу километров, это уже не расстояние.

… — Витя, «духи» сзади обходят! — этот предупредительный и по сути спасший его крик друга и взводного старшего лейтенанта Сергея Окунева он и сегодня узнал бы среди сотни голосов. Рядом ухнула вражеская граната, прилетевшая откуда-то сверху и сбоку. От ее разящих осколков в последний момент он, спасибо Сереге, успел укрыться за большим камнем. То, что еще вчера у них кончились продукты, было полбеды. Куда трагичнее и страшнее другой дефицит — боеприпасов, которые, несмотря на экономию, на глазах иссякали, а конца бою не было видно. Теперь нет уже никакого сомнения: роту, скорее всего, еще со вчерашнего дня «духи» пасли, ничем не выдавая себя. Они выжидали, основательно готовясь к нападению и выбирая удобное место для этого. Колесников корил себя за то, что поверил тишине гор, которая оказалась столь обманчива и коварна. А ведь должны были насторожить его, уже год воюющего в Афганистане, почти свежие человеческие следы, обнаруженные бдительным узбеком рядовым Джабраиловым на тропе у ручья, где они пополнили опустевшие фляги драгоценной влагой. До ближайшего кишлака, если судить по карте, несколько километров, так что вряд ли оттуда за водой приходили. Значит, это «духи» наследили.

Как по закону подлости, сели аккумуляторы в радиостанции, которую они, как последнюю надежду, берегли от пуль. Может, еще удастся вызвать на подмогу боевые вертолеты. Без них, похоже, уже не обойтись. «Духи», почувствовав свое превосходство в силах и в занимаемой позиции, нагло наседают, уже почти в полный рост атакуют гребень, за которым укрылись остатки роты. Кто легко ранен, продолжает отстреливаться. В отличие от пятерых солдат, неподвижно застывших в неестественных позах, чьи головы устремлены в бесконечное чужое небо и совершенно равнодушных к свисту пуль и отборному русскому мату. Парням, так и не пожившим на свете, не познавшим настоящей любви, уже все равно. Чем закончится бой, спасутся наши, попадут в плен или погибнут все до одного, подоспеют на выручку «вертушки» или так и не прилетят, что напишут в их посмертных наградных и на кладбищенских памятниках, что скажут на поминках родные — парням не дано и не надо это знать. Главное, что они погибли в бою непобежденными, приняв смерть по-христиански достойно. И это видел Бог, друзья и враги.

— Товарищ старший лейтенант, мы все погибнем, а я жить хочу! — диким голосом, забившись в истерике, закричал кто-то рядом.

Колесников поначалу подумал, что кого-то из бойцов ранило, вот он и орет от боли сам не свой. Но увидев будто стеклянные, наполненные ужасом и слезами глаза хаотично мечущегося человека в форме, с опущенным стволом вниз автоматом, он с трудом узнал рядового Литвинко.

— Прекратить панику! — сколько оставалось сил, прокричал ему ротный. Но боец, не слыша офицера, упал на колени и продолжал голосить, вспоминая Бога и маму. Колесников, грязно выругавшись, бросился к нему. Схватив за плечи уткнувшегося в каменистую почву солдата, резко встряхнул его.

— Литвинко, мать твою, мы точно все погибнем, если уподобимся тебе! Приказываю продолжать бой!

Решительность ротного передалась перепуганному до смерти солдату, который помалу начал приходить в себя.

— Беречь патроны! Стрелять только наверняка! — бросил Колесников сосредоточившимся вокруг него бойцам. Другая часть поредевшей роты во главе со старшим лейтенантом Окуневым оборонялась справа. Позиция у нее была чуть похуже из-за того, что сектор ведения огня ограничен. Было видно, как душманы короткими перебежками все плотнее берут обе группы в двойное кольцо, вырваться из которого живыми, если и удастся, то немногим. «Окружить и уничтожить — вот и вся тактическая мудрость, — со злорадством подумал Колесников и до боли сжал зубы от бессилия что-либо изменить в трагически складывающейся обстановке. — Неужели прав Литвинко и мы все тут обречены погибнуть?» Нет, это был еще не страх, а какое-то другое таинственно-незнакомое, близкое к нему чувство, ледяным панцирем сковывающее душу, сеявшее в ней сомнение, неверие, безволие…

Колесников окинул взглядом оставшихся в живых бойцов своей группы: вяло отстреливались, экономя патроны, человек двенадцать. Остальные себя никак не обозначали: то ли убиты, то ли уже израсходовали боекомплект. Примерно с десяток периодически стреляющих стволов насчитал он у Окунева. Может, несколько гранат еще осталось. Одну Виктор приберег для себя. Вот и все их силы. Знали бы душманы про их весьма скудный запас, поперли бы в полный рост. Чтобы ускорить развязку. А так, короткими перебежками, пригибаясь и падая, перемещаются. Полегло их во имя Аллаха немало. Колесников лично троих завалил, как минимум столько же ранил. Наметан глаз и у его бойцов. Не зря перед выходом в горы частенько всей ротой отправлялись на стрельбище руку и глаз потренировать: благо, там патроны не экономили. Эх, сейчас бы их сюда, те расстрелянные в фанеру, полные цинковые коробки свинца, они бы показали «духам» как «шурави» воюют.