Формула яда - [14]

Я верю, что на одном из кирпичных фортов львовской цитадели вырастет скульптура в память о замученных там десятках тысяч советских военнопленных, которые предпочли смерть предательству. Они погибли от голода и холода, но не пошли на службу к немцам, куда их заманивали украинские националисты.

Возникнут памятники на бывшей Стрелецкой площади в память о жертвах, павших от руки завоевателей. И, может быть, в одной скульптурной группе мы увидим фигуру рабочего-строителя, расстрелянного австрийскими жандармами во время демонстрации рабочих на этой площади в 1902 году, и фигуру мальчика, заподозренного в помощи партизанам летом 1943 года. Того самого, что кричал: «Ой, мама, мама!..» — видя наведенные на него фашистские автоматы.

Точнее пробы нет

Когда мне позвонили из инспекции пробирного надзора и пригласили посетить это учреждение, я решил, что произошла ошибка.

Ничего странного в том, что в инспекцию пробирного надзора приглашают продавца ювелирного магазина. Он ведает драгоценностями. Но что делать здесь мне?..

Один час, проведенный в инспекции на тихой улице Гротгера во Львове, убедил меня в том, что телефонный звонок был не случайным.

Тут ставили самую невиданную пробу в истории пробирного искусства.

...Остро пахнет кислотами. Поблескивают части точнейших весов.

Маленькие прокатные станки соседствуют с электрическими печками, где плавится в розовых тигельках, очищаясь от примесей, золото. В тишине пробирной палаты за оцинкованным столом сидит помощник пробирера Софья Шевелева. Перед нею груда пережженных и ржавых металлических частиц. Если бы вам довелось найти подобную же груду где-либо на пустыре, вы не останавливаясь прошли бы мимо, подумав: «Мусор». Но пальцы Шевелевой внимательно перебирают ржавые проволочки, какие-то шарики, а стоящая рядом Мария Александровна Левина, главный пробирер по западным областям Украины, объясняет:

— Видите? Это остатки «молний». Значит, это все были юноши и девушки. Старики, как известно, «молний» почти не носили.

И, опуская свои пальцы в лежащую отдельно кучку металла, она наугад выхватывает цепочку. Несколько шариков, нанизанных на проволочку, соединяют брелочек с окончанием застежки «молния».

Должно быть, не раз и не два, спеша на свидание с любимой, этой вот цепочки касался пальцами юноша. Ловким, привычным движением он тянул ее вверх, застегивая блузу, и выбегал навстречу солнцу, весне, шуму улицы. Его глаза смотрели вперед! Они только начинали познавать мир.

А вот теперь на широком оцинкованном столе рядом с остатком «молнии» лежит маленькая серо-белая плоская косточка. Пережженная в пламени костра, она уцелела и похожа на мрамор.

Кто знает, возможно, это косточка владельца «молнии»? Или его любимой подруги, сгоревшей вместе с ним на костре возле Кривчицкого леса за Львовом? Или старика отца, который так дрожал от декабрьского холода, когда его, полуголого и избитого, везли в открытой машине улицами Львова? Везли истреблять...

...Софья Шевелева сортирует, разделяя на отдельные кучки, женские кнопки, заколки, пуговицы от белья, обломки брошек, сплющенные монеты и медальоны, лезвия перочинных ножей, напильнички для маникюра. За всеми этими обыденными предметами — люди. Сотни и тысячи человеческих жизней, оборванных по приказу Адольфа Гитлера.

Вот маленький винтик от зажигалки — единственное, что осталось от ее обладателя.

Предполагал ли он, владелец зажигалки, что наступит день, когда тело его будет выброшено на гигантский штабель из 2500 трупов и подойдет к штабелю самый главный специалист по сожжению неугодных Германии в «зондеркомандо 1005», или брандмейстер, или запросто «тейфель» (дьявол)?

Он подойдет не спеша, священнодействуя, как учили его гитлеровцы, как учил его лично сам унтерштурмфю-рер СС Вальтер Шарлок, хозяин всей «бригады смерти», и достанет из кармана зажигалку.

Будет играть музыка.

Держа в стынущих руках медные начищенные трубы, худые, забитые музыканты, в прошлом солисты лучших львовских оркестров, станут выдувать мрачную мелодию венгерской «Последней недели».

Поодаль, у самого барака, где размещены наиболее выносливые узники Яновского лагеря, стоят немецкие офицеры. Среди них — рослый, краснощекий унтерштурм-фюрер СС, уроженец Восточной Пруссии Шарлок, его подручные ротенфюреры Прайс, Раух и другие.

Они застыли, как на смотру, слушая музыку отчаявшегося в жизни, безумного композитора. Все происходит так, как от них требует в своих приказах рейхсфюрер Генрих Гиммлер, его заместитель Кальтенбруннер и главный «заметатель следов» зверств в «Генеральном губернаторстве» штандартенфюрер СС Блёбель. И горе будет тем из заключенных — участников «бригады смерти», кто попытается нарушить церемонию. Провинившегося застрелят тут же перед бараком, на виду у всех, и, сняв с ног кандалы, бросят на штабель трупов, которые свезены из разных концов Львова.

...Брандмейстер, или «дьявол», в длинном черном халате и в шапочке с рожками, вынимает зажигалку. Легкий и благосклонный кивок Шарлока дает ему право начинать свою дьявольскую работу.

Сильнее воют трубы музыкантов.

На поляне в Кривчицком лесу звучит мелодия танго, вызвавшего некогда волну самоубийств во многих странах Европы. В руке брандмейстера вспыхивает огонек. Он подносит его к штабелю, заранее облитому мазутом и керосином, и отбегает в сторону.