Формула смерти - [3]

Давно привыкший к подобным выпадам старой леди, Стопка принялся ее успокаивать:

— Не надо волноваться, миссис Москоун. Все осмотрю и выясню, в чем дело.

Ему так и не удалось отделаться от миссис Москоун, она продолжала стоять в дверях своей квартиры, когда он, принюхиваясь, направился по коридору, разыскивая предполагаемый источник неприятного запаха.

— Посмотрите же себе под ноги. Разве не видите? — прожитые годы не притупили остроту ее зрения. Стопка опустил глаза на ковер абрикосового цвета и сразу же понял, о чем толкует старая леди. Один. Два. Три. Дюжина насекомых.

— Чертовы тараканы! — пробормотала миссис Москоун.

Стопка не стал разуверять ее в том, что это не тараканы, а черви, скопившиеся у дверей квартиры 15-С, они выползали из апартаментов Алана Фридлэндера, и вонь разносилась оттуда же. Чувствуя пристальный взгляд миссис Москоун, Стопка нажал кнопку звонка и, не дождавшись ответа, забарабанил в дверь кулаком. Он не надеялся застать хозяина дома и решил не дожидаться его возвращения, чтобы устранить причину неприятного запаха. Жильцы обычно ставили на дверь собственные замки, и это обстоятельство делало бесполезной связку ключей, которую Стопка носил с собой. Фридлэндер этого почему-то не сделал, и управляющему не пришлось вызывать слесаря.

Дверь квартиры Алана Фридлэндера запиралась на один замок, и проблем у Стопки не возникло. Когда он распахнул ее, удушающий смрад чуть не сбив его с ног, вырвался в коридор и, достигнув миссис Москоун, заставил ее бежать в свои апартаменты. Стопку чуть не вырвало. Заткнув нос, он двинулся в гостиную. Его сердце бешено колотилось, а рубашка взмокла от пота — напрасно он так напился с утра пораньше.

Раздвинув шторы на окнах, он увидел на полу множество червей. С омерзением раздавил одного из них каблуком, но тот продолжал извиваться, не желая так легко расстаться с жизнью. Разозлившись, Стопка буквально втер его в ковер на полу.

Фридлэндер, как и многие быстро разбогатевшие люди, любил дорогие вещи. Управляющему бросились в глаза персональный компьютер, часы «Ролекс» на столе, видеокамера, музыкальный центр и золотая ручка от Картье, стоившая по меньшей мере тысячу долларов. Очевидно, вещи приобретались с одной целью — подчеркнуть материальное положение хозяина квартиры, поднять его вес хотя бы в собственных глазах. Даже растения не были обычными, казалось, попали сюда прямо из джунглей Амазонки.

В квартире господствовали светлые тона: потолок, стены, плиточные полы были белыми. Однако со времени последнего визита Стопки в апартаменты Фридлэндера все успело посереть, а сейчас добавилась еще и кровь.

Постояв в нерешительности, Стопка проследовал через кухню мимо ванной комнаты в спальню. Если он готовился увидеть ужасную картину, то сильно ошибался…

* * *

Не зная точного адреса, доктор Гейл Айвз без труда отыскала Бранденберг по его розовому фасаду и уже стоявшим двум полицейским машинам и машине скорой помощи. Прежде ей не доводилось видеть на месте происшествия сразу стольких полицейских, поэтому она решила, что погибший — важная шишка: политик или знаменитость, чья безвременная кончина явится главной темой газетных передовиц на следующее утро.

Швейцар окинул ее оценивающим взглядом и, не признав в ней одного из жильцов, преградил путь.

— Я из отдела судебно-медицинской экспертизы, — сказала Гейл Айвз, предъявляя удостоверение. Она считала, что документ рассеет скептицизм швейцара, но ошибалась — тот сохранял вид человека, готового грудью встать на защиту вверенной ему территории от незваных посетителей. Переговорив с кем-то по телефону, удивился, узнав, что ее действительно ожидают наверху.

Вестибюль Бранденберга показался доктору Айвз слишком вычурным: дизайнеры, намереваясь поразить воображение величественностью и роскошью, кажется, переусердствовали — со всеми своими стенами розового мрамора, канделябрами и зеркалами он оставался по-музейному холодным и безжизненным.

В кабине лифта было такое множество зеркал, что пассажир успевал быстро надоесть самому себе, глядя на свое отражение в разных ракурсах. Играла та же музыка, что и в вестибюле — хит шестидесятых годов под названием «Вот и все, а теперь прощай», очень ей нравившийся, — при других обстоятельствах она прокатилась бы до последнего этажа и дослушала бы песню до конца.

На пятнадцатом этаже лифт замер, двери распахнулись, и Гейл Айвз столкнулась лицом к лицу с престарелой леди, на морщинистом лице которой отражалось крайнее возбуждение. Старуха заговорщически подмигнула, давая понять, что ей известна страшная тайна. У Гейл возникло ощущение, как бы этот день не стал самым ярким по впечатлениям днем в ее бесцветной жизни. Полицейский офицер с круглым красным лицом отнюдь не детолюбивого Санта Клауса, перебравшего лишнее, проводил ее до квартиры 15-С. Открылась дверь, и от ужасного зловония у Гейл закружилась голова — зловеще-отвратительный запах смерти, когда процесс разложения уже зашел недопустимо далеко.

Она назвала свое имя и должность полицейскому, стоявшему в прихожей, и тот проводил ее через гостиную в кухню, где шепнул несколько слов лысому мужчине лет пятидесяти, рассеянно кивнувшему головой.