Формула неверности - [76]

Пока они ставили машину на стоянку — к зданию аэропорта теперь нельзя было просто подъехать и остановить машину, — пока Мишка покупал для Тани цветы, а потом они целовались в закутке между двойными дверями зала ожидания, как желторотые юнцы, у стойки регистрации почти никого не осталось.

Таня дождалась, когда Михаил зашел в стеклянный накопитель. Смотрела, как он протягивает свои документы девицам в летной форме, а он заметил ее лихорадочный взгляд, выглянул наружу и крикнул ей на прощание:

— Иди, не жди меня!

И она пошла, понурившись, как будто он этим криком взял и выгнал ее из своей жизни.

Спохватилась! Больше пяти лет ее не было в этой самой жизни, а теперь ей вдруг стало обидно.

Таня не помнила, как дошла до автостоянки, как завела машину и поехала, сквозь пелену слез почти ничего не видя. Но тут же опомнилась: еще не хватало ей погибнуть в Мишкиной машине!

Она остановилась у обочины и минут пятнадцать ревела в три ручья над своей разбитой жизнью. Как Штирлиц, вспомнила она, вытирая слезы и припудривая лицо. Только он останавливал машину у дороги, чтобы заснуть, а она — чтобы проснуться.

Глава двадцатая

Таня поставила машину на стоянку недалеко от дома. Подумала, что Михаил, наверное, сообщит, когда вернется. Если не ей, то хотя бы Александре, и тогда Таня поедет его встречать.

И ничего не скажет ныне действующему супругу? Маша говорила, что ему гораздо лучше, значит, Каретникова скоро выпишут. И она опять попадет под его жесткий контроль.

Интересно, после того как Таня изменила Леониду, сможет она смотреть ему в глаза? Небось он прежде с таким прецедентом не сталкивался. Он изменял женщинам, женам, это было естественно, но вот чтобы ему… Что бы он сделал с ней, если бы узнал?

Представила себе такую картинку и решила, что мало бы ей не показалось. Но это ее не испугало, а смутило. До сих пор Тане не приходилось чувствовать себя виноватой перед мужем. Может, все же сначала развестись с ним?

Правда, заводить об этом разговор сейчас, когда он лежит в больнице, вряд ли прилично. Да и потом, до окончательного выздоровления.

Она заехала на базар, набрала кучу продуктов и собралась уже поехать в больницу, как вдруг вспомнила, что совершенно не знает, как объяснила Маша ее отсутствие. Если недомоганием, то надо соответственно и выглядеть. А у Тани, наверное, несмотря на все заморочки и мрачные мысли, глаза все равно блестят, и Ленька сразу обо всем догадается.

«Вот, — усмехнулся внутри ее кто-то, — теперь эксперимент можно считать чистым».

«Какой такой эксперимент?»

«Ну как же, а насчет неверности? Разве ты на собственном опыте не можешь уточнить, каких слагаемых недостает формуле. Той, что изобретал Валентин».

Бодренько так кроить ее, подсказывать, что куда поставить — в числитель или в знаменатель, Таня может исходя из личного опыта. Поневоле вспомнишь разглагольствования Леонида, который утверждал, что порядочные женщины — это те, у которых не было соответствующих условий для того, чтобы быть непорядочными.

Господи, как Таня спорила с ним! Как возмущалась, злилась:

— Что же это, ты хочешь сказать, что все женщины — шлюхи?

— Потенциальные, — уточнял он.

Хотя Михаил и говорил, что они теперь квиты, но Таня могла честно признаться: у него обстановка была куда труднее. Нетрезвый. Обнаженный. К тому же девица умелая. За Мишку распорядилась его мужская природа. И правильно он говорил, тем же ему и отомстила… О Господи, ну сколько можно мусолить одно и то же!

Она подняла руку, останавливая маршрутное такси, и за пять минут добралась до дома.

Дом встретил Таню какой-то нежилой тишиной. Она даже остановилась у калитки, не решаясь закрыть ее за собой. Что же это за напасть такая! Неужели опять что-то случилось?

Она отперла дверь своим ключом, вбежала в свою половину, швырнув сумку в прихожей, и промчалась к комнате дочери. Александра безмятежно спала в своей постели, не догадываясь о страхах, которые обуревали ее бедную мать.

От стука распахнувшейся двери она проснулась и сонно заморгала:

— Мама, где ты была?

— Провожала папу. Он сегодня улетел на Ближний Восток. Я отвозила его в аэропорт.

— Папу?

Она не совсем понимала, что речь идет о Мишке. Все еще помнила, как Таня пыталась внушить ей, что папа Александры теперь Леонид.

— Да, провожала твоего родного папу… Тетя Маша говорила, что ты будешь ночевать у нее.

— Она меня звала, — пробормотала Саша, — но нигде я так сладко не сплю, как в своей любимой кроватке. Даже у тети Маши.

— Но почему ты спишь до сих пор? У тебя же занятия.

— Мама, ты забыла, у меня сессия. Экзамен послезавтра. А вчера я допоздна занималась. Имею право.

— А где тетя Маша, не знаешь?

— Как — где? На работе, наверное. У нее сегодня прием с восьми утра. Мама, что с тобой, тебя кто-то напугал?

— Я сама себя напугала, — буркнула Таня. — Спи. Извини, что разбудила.

Она вышла на кухню и позвонила Маше.

— Машенька, как дела?

— Все в порядке. Ваше задание, командир, я выполнила.

— А что ты сказала моему… Леньке?

— Сказала, что ты перенервничала из-за его раны и из-за той холодности, с которой он к тебе отнесся. Сказала, что самолично велела тебе денек полежать… Да, он же просил тебя забрать из машины его сотовый телефон.