Формула неверности - [70]

— Маша, со мной все в порядке. Просто… я подслушивала! То, о чем ты говорила с Мишкой.

Она могла бы признаться, что не только с ним, но не хотела выглядеть перед сестрой совсем уж пропащей.

— Такого за тобой прежде не водилось, — удивилась Маша и проницательно посмотрела на сестру: — Неужели ты подумала…

Таня смутилась: от Маши не скроешься, — но не стала продолжать Машину мысль. Просто сказала:

— Раньше не водилось, а теперь водится. За мной теперь много чего водится! Я только в одном раскаиваюсь — что тебя обидела. Простишь ли ты меня? Молчишь? Хочешь, я стану перед тобой на колени?

Маша снисходительно улыбнулась. Совсем как прежде, когда глупая Таня что-нибудь этакое вытворяла. В глазах ее не было осуждения. Понимание было.

— Еще чего не хватало! Я хочу, чтобы ты успокоилась. Ну, набери побольше воздуха, медленно выдохни.

Она взяла сестру за запястье.

— Посмотри, как скачет твой пульс.

— Черт с ним, с пульсом. Маша, это правда, что он может погибнуть, Михаил?

Сестра замялась, но ответила:

— Я думаю, вряд ли их бросят туда, где идут бои.

— Но он все приготовил: бумаги, завещание… Может, он что-то чувствует?

— Успокойся, Таня, это всего лишь мера предосторожности. Я думаю, все его товарищи это делают. Служба у них такая.

— Маша, помоги мне!

Таня все время повторяла одно и то же из-за нервного возбуждения, а Маша успокаивающе поглаживала ее по плечу.

— Чем тебе помочь, моя девочка?

Все-таки Маша — человек благородный и незлопамятный. Другая бы ее так легко не простила, а Маша уже и думать забыла о хамстве сестры.

— Вон, видишь, на столе корзинка. Я хотела идти в больницу к Лене. А теперь не могу. Будь другом, сходи вместо меня.

— Вместо тебя? А что я ему скажу?

— Ну не знаю. Придумай что-нибудь. Что встречаю кого-то в аэропорту. Или плохо себя чувствую. Какие в таких случаях называют причины, я не могу сообразить… Скажи, я так переволновалась из-за него, что ты прописала мне постельный режим…

— Постельный режим, но не с ним, — пробормотала Маша и тоже, как и Мишка, взглянула на часы. — Но я через полтора часа на работу ухожу. До восьми вечера. Мне еще халат надо погладить…

— Скажи, что у тебя родственник болен. Ведь это же правда. Пусть тебя на пару часов подменит кто-нибудь. Леня будет только рад!

Она не замечала, что говорит обидные для Маши слова, но, наверное, сестра понимала, как она волнуется.

— Хорошо, я схожу в больницу. И причину для тебя придумаю. Ты лучше скажи, что собираешься делать?

— Разве ты не поняла? Собираюсь встретиться с Мишкой.

— Таня! Ты замужем. У тебя муж в больнице!

— Он уже пошел на поправку. Ты сама говорила, что ничего серьезного! — закричала Таня.

— Говорила, — растерянно подтвердила Маша, — но я не вижу связи…

— Видишь, ты все прекрасно видишь! Ленька выздоравливает, а Миша на смерть идет. А я люблю его, понимаешь? Он единственный мужчина моей жизни. А я эгоистка, которая убивает его собственными руками. Не мне, так и никому — вот как это называется!

— Таня, если ты не возьмешь себя в руки, у тебя опять будет обморок! Ты здесь совершенно ни при чем. Михаил сам выбрал себе такую работу.

— Ничего у меня не будет, я себя прекрасно чувствую! Она стала совать в руки Маше корзинку с продуктами.

— Не забудь его навестить, пожалуйста, выручи меня! Я хочу проститься с Мишей! И ничего больше мне не говори, слышишь? Никто не сможет меня отговорить!

Маша, ошарашенная ее натиском, попятилась к двери.

— Слышу я, слышу, Танюша! Ты не в себе, в таком состоянии лучше не выходить из дома.

— Да, ты права. Я выпью твой транквилизатор. У меня их целая куча.

Таня схватила себя за горло, словно перекрывая рвущийся из него крик.

— А ты иди к себе, ладно? Прости, мне надо переодеться! Я люблю тебя, Маша, ты же умница, ты все понимаешь!

— Понимаю, — растерянно подтвердила Маша, увлекаемая мощным потоком Таниных эмоций. — Что-то в последнее время слишком многие говорят мне, что я умница. Неужели я так явно поглупела?

Таня собралась идти в комнаты, но, вспомнив, обернулась:

— И Шурку покорми. В смысле, проследи, чтобы она поела. Вечером. В ужин. Она стала плохо есть. Может, влюбилась? А мне некогда даже с дочерью откровенно поговорить. Да и она, наверное, отвыкла от откровений с матерью. И скажи, что я поехала с папой проститься.

Фразы у нее получались короткие, как одиночные выстрелы. На более длинные не хватало дыхания. И пульс, наверное, таки частил, но Маша лишь молча смотрела на нее, словно впервые видела.

— Скажу, не проститься, а попрощаться.

— Да, ты права… Попрощаться.

— Таня, ты домой вернешься? Ночевать?

— Ах, я не знаю, я ничего не знаю! Вдруг он разозлится и прогонит меня. Подумает, что я его всего лишь жалею… А я люблю его!

— Я знаю, ты это уже говорила. Но Таня… Ты сама утверждала недавно, что разбитого не склеишь. У тебя во второй семье уже все сложилось, а теперь может случиться так, что ты останешься совсем одна.

— Ты имеешь в виду, если Мишку убьют, да? Взгляды сестер скрестились, и первой опустила взгляд Маша. Да и кто не опустит глаз перед человеком, который наэлектризован собственными эмоциями до взрывного состояния.

— Если ты не придешь ночевать, я возьму Шурку к себе, — проговорила Маша, на минутку задержавшись у двери. — И пожалуйста, будь умничкой, ладно?