Формула моей любви - [6]

– Совет из разряда тех, которые дают, не спрашивая, нужен ли он, – смело парировала Клавдия, выказав характер и завуалированно напомнив старушке о манерах.

– И который, как я понимаю, сильно запоздал, – усмехнулась саркастически Эльвира Станиславовна, оценив укол Клавдии и не без удовольствия, в пику наглой девчонке, дав еще одно наставление: – Ну, что ж, пострадайте, это даже иногда полезно женщине: сменить, так сказать, амплуа, побыть в трагедийной роли. Только не увлекайтесь этим излишне и не затягивайте с переживаниями. Во-первых, потому что это отнимает силы, если позволяешь себе погрузиться слишком серьезно и глубоко в переживания и сожаления, а во-вторых, по устройству вашей сущности, Клавдия, вы совершенно не приспособлены на роль жертвы, к тому же она вам абсолютно не к лицу, – заметила Эльвира Станиславовна, не забыв напоследок подпустить в голос металла, напоминая о том, кто тут вообще-то главный и музыку заказывает: – И, наконец, в-третьих: ваши неуместные переживания мешают нашей работе, что не допустимо.

Побуравила Клавдию красноречивым, недовольным взглядом и, махнув рукой от бессилия перед обстоятельствами и девичьей глупостью, милостиво отпустила, не забыв поворчать:

– Идите домой. Никакой работы с вашими сердечными переживаниями сегодня не сладится, вы меня только раздражаете понапрасну.

– Да, – вздохнув, согласилась Клава, – вряд ли сегодня получится продуктивно поработать.

– Вот именно, – попрекнула ее еще разок хозяйка.

Клава заторопилась собираться, пока бабулька не передумала, затолкала быстренько ноутбук в портфель, закинула туда же листы с записями, ручки-карандаши и блокноты, перекинула размашистым движением через голову свою дамскую сумочку наискось на плечо и попрощалась:

– До свидания, Эльвира Станиславовна, я завтра позвоню.

Не дождавшись ответа, Клавдия заторопилась к выходу.

– Клавдия! – вдруг позвала Эльвира Станиславовна каким-то особым, чуть напряженным, задумчивым тоном.

И Клава замерла в дверном проеме, удивленная интонацией, столь не свойственной этой даме. И медленно повернулась лицом к величественной пожилой женщине, сидевшей в викторианском кресле с большой спинкой.

– Почему вы до сих пор не сбежали от меня, а продолжаете приезжать и работать? – Эльвира Станиславовна смотрела ей прямо в глаза таким внимательным взглядом, что Клава непроизвольно расправила плечи, приподняла подбородок и чуть задержала дыхание.

– Я ведь тяжелая, вздорная старуха, – усмехнулась женщина, позволившая себе вдруг приоткрыть истинное величие своей неординарной, мощной личности. – Извожу окружающих, не даю продохнуть родным. Мне вон и вас шпынять доставляет немалое удовольствие, и вы это знаете. Так почему?

Врать было нельзя. Никак нельзя. Иначе все оказалось бы напрасно – все Клавдино терпение, все ее мытарства последних недель с этой и на самом деле вздорной, невозможной старухой, и тогда ничего бы уже не получилось, не сложилось у них.

Она и не соврала, даже не пыталась.

– Бог знает, сама себе задаю этот вопрос по нескольку раз в день, – попыталась пошутить Клава и все же ответила, как чувствовала, после долгих размышлений: – Наверное, потому что вы не бросили своего первого мужа, когда он слег умирать, и забрали к себе в дом из больницы, и помогли ему достойно уйти, окружив истинной заботой.

Помолчали, глядя друг другу в глаза, как два высококлассных бойца, сошедшихся для поединка, принявших стойку и отдававших друг другу дань глубокого уважения взглядами и поднятыми в приветственном жесте рапирами. Старшая усмехнулась:

– Это в вас от молодости говорит излишний бестолковый романтизм, – спрятала она за иронией свою истинную реакцию. – Это был чистой воды расчет. Вам же известно, что он оставил все свое нажитое добро мне, а его наследникам не досталось ничего.

Клавдия, показательно чуть склонив голову набок, состроила ироничное выражение лица и усмехнулась в ответ:

– К тому моменту, когда он слег, он уже обеспечил самым наилучшим образом сыновей и внуков, да и бывшую жену. А «благодарные родственники» всего лишь дважды навестили его в больнице. Так что, видится мне, что дуля им на основное наследство совершенно оправдана.

– Откуда вам известны такие подробности? – строгим, резким, нарочито недовольным тоном поинтересовалась старуха.

– Я очень хорошо умею собирать и перепроверять информацию и факты, а также работать со свидетелями и очевидцами, и это тоже прекрасно вам известно, – напомнила ей Клавдия не без доли злорадства.

– И что они говорят, эти ваши свидетели с очевидцами? – многозначительно хмыкнула Эльвира Станиславовна.

– То, что вам и хотелось, чтобы о вас говорили: что вы ужасная, вредная старуха, измывающаяся над родными и работающими на вас людьми, любящая себя до самозабвения и управляющая железной рукой своими капиталами и доходами, – перечислила Клавдия лишь часть негативных характеристик из тех, которые ей довелось выслушать в адрес ее мемуаристки.

– Хорошо! – искренне порадовалась мадам.

– Да ладно вам, – попеняла ей дружески Клава. – Это вы роль такую себе придумали и играете всю жизнь, маскируясь за ней настолько удачно, что никто до сих пор вас не раскусил.