Формула гениальности - [44]

Событие, случившееся днем, потрясло весь дом.

14

Утром за столом Баяна не было. После завтрака Наркес зашел в его комнату. Юноша спал крепким сном. «Он еще не скоро проснется, – подумал Наркес. – Такое потрясение… Я съезжу в Институт и вернусь до его пробуждения». Он тихо закрыл за собой дверь.

Собрался и поехал на работу. Не успел он войти в кабинет и сесть за стол, как в дверь заглянула Динара.

– Поднимите, пожалуйста, трубку. Вас просят по внешнему телефону.

Наркес снял трубку.

– Наркес Алданазарович? Здравствуйте. Это я, Айсулу Жумакановна. Где Баян?

– встревоженно спрашивала молодая женщина. – Сейчас звонил один человек и сказал, что мой сын плохо чувствует себя, что он погибает. Где он?

– Кто звонил? Какой человек?

– Не знаю. Он не назвался. Где Баян? – снова спросила Айсулу Жумакановна.

– Я только что приехал из дома. Когда я уходил, он спал.

– Дома его нет…

В трубке послышались длинные гудки. Наркес опустил ее на рычаг и с минуту посидел в раздумье. Затем быстро оделся и вышел.

– Если будут звонить мне, скажите, что я уехал по срочному делу, – попросил он Динару.

Вернувшись домой Наркес не застал юношу.

– Мама, а где Баян? – спросил Наркес, стараясь подавить смутное беспокойство, рождавшееся в нем.

– Не знаю, сынок. Он ушел утром. Гуляет, наверное. Дома тоже скучно ему одному сидеть. Или к родителям, наверное, поехал.

– А когда он примерно ушел?

– Сразу после тебя и ушел, в начале десятого.

Прошел час, а Баяна все не было.

Снова позвонила Айсулу Жумакановна.

Смутное беспокойство сменилось острым чувством тревоги. Пытаясь подавить его, Наркес медленно ходил по кабинету. Он все еще не терял надежды, что юноша придет. Открыв ящик письменного стола, он достал медицинский дневник Баяна и начал листать его. С начала марта и по начало мая записи велись аккуратно. Последняя запись была сделана неделю назад, седьмого мая: «Чувствую себя очень плохо. Не могу усидеть дома». Наркес знал, какую эмоциональную нагрузку несли в себе эти две короткие, рубленые фразы. «В дни самого тяжелого психического кризиса человек неудержимо стремится к родным местам, на родину, к самому дорогому для него существу. Куда и к кому мог уйти Баян? – спрашивал у себя Наркес. – Куда и к кому мог уйти Баян?» Снова и снова задавал себе он этот вопрос. Неизвестность становилась мучительной. Наркес стал быстро и нервно ходить по комнате. Затем, словно пораженный чем-то, внезапно остановился. «В Таргап, к бабушке!» – молнией мелькнула мысль.

Ждать больше не имело смысла. Наркес стремительно вышел из кабинета и стал одеваться.

– Куда ты теперь, сынок? – спросила Шаглан-апай.

– Ты что-то сказала, мама? – Наркес взглянул на мать, лихорадочно продолжая перебирать в уме возможные варианты поисков Баяна.

Шаглан-апа поняла, что сыну не до ее вопросов, и промолчала.

Наркес быстро вышел.

Он выехал на одну из главных магистральных улиц, проехал ее до последней черты города и на предельной скорости повел машину в сторону Узун-Агача. Длинный корпус машины мерно дрожал от чудовищной гонки, резко визжали на поворотах тормоза. За городом, у поста ГАИ, милиционер, заметивший машину, идущую на недозволенной скорости, резко засвистел и поднял руку с милицейским жезлом, но «Балтика» в одно мгновение пролетела мимо. Милиционер бросился было к дежурной машине и… махнул рукой: гнаться за слишком скоростной «Балтикой» было бесполезно.

Расстояние до Узун-Агача, которое автобусы новейших марок преодолевали за полтора часа, Наркес покрыл за полчаса. Родственники Бупегалиевых, к которым он предусмотрительно заехал, сказали, что Баян к ним не приезжал. Выбравшись с узких сельских улиц на широкую автостраду, Наркес снова повел машину на предельной скорости.

Еще задолго до Таргапа он увидел идущих сбоку по шоссе людей и далеко впереди них Баяна. Юноша вел себя очень странно. По мере того как сзади приближались машины, он, отчаянно размахивая руками и что-то крича, неумолимо шел к каждой из них. Водители старались подальше объезжать странного прохожего, но, не успевая вовремя увернуться, иногда чуть не касались его. Проносясь дальше, они высовывали из кабин кулаки и осыпали его проклятиями.

Дело было очень плохо. Наркес прибавил скорость. Услышав звук очередной машины, Баян неумолимо пошел на сближение. Лицо его исказилось гримасой, он отчаянно упирался на месте и тем не менее шел к машине.

Наркес остановил машину в метрах трех от Баяна. На высочайших диссонансах завизжали тормоза. Задняя часть «Балтики» приподнялась и снова гулко опустилась. «Я справлюсь!» – отчаянно закричал Баян и повернулся к машине. Лицо его, перекошенное от неимоверных усилий, было залито слезами. Увидев Наркеса, он в изнеможении опустился на дорогу и заплакал навзрыд.

Наркес подошел к нему и, понимая, что успокаивать его сейчас бесполезно, помог подняться и подвел к машине.

– Садись! – мягко сказал он.

Посадив Баяна, он круто развернул машину и повел ее обратно в город. Красная горизонтальная лента спидометра быстро поползла вправо. Юноша украдкой взглянул на Наркеса. Он никогда не видел его таким. Лицо Наркеса было хмурым и сосредоточенным.