Форма воды - [36]

– В твоих же собственных интересах.

В свете фар, тут же погашенном, комиссар заметил, что ворота виллы открыты. Он вышел, приблизился к Ингрид.

– Подожди меня здесь. Выключи фары. Ты не помнишь, когда мы уходили отсюда, мы закрывали ворота?

– Хорошо не помню, но мне кажется, да.

– Разверни машину, и без большого шума.

Она развернулась, капот машины теперь смотрел в сторону шоссе.

– А сейчас слушай меня хорошенько. Я пошел туда, а ты лови каждый звук. Если услышишь, как я кричу, или почувствуешь, что здесь что-то не так, недолго думая уезжай, возвращайся домой.

– Думаешь, там внутри кто-нибудь есть?

– Не знаю. Ты делай так, как я тебе сказал.

Из машины он взял сумку Ингрид, а также пистолет. Стараясь ступать беззвучно, спустился по лестнице. Входная дверь на этот раз открылась легко и беззвучно. Комиссар переступил порог, зажав в руке пистолет. В гостиной темнота была слегка рассеяна свечением моря. Ударом ноги Монтальбано распахнул дверь ванной и затем по очереди все остальные, чувствуя себя пародией на героя американских телефильмов. В доме никого не было, а также не было никаких признаков того, что кто-нибудь успел здесь побывать. Вскоре комиссар убедил себя, что сам же и забыл запереть ворота. Он открыл окно гостиной, глянул вниз. В этом месте Капо-Массария выдавался в море, будто нос корабля. Там внизу должна была быть пучина. Засунув в сумку кое-какое столовое серебро и массивную хрустальную пепельницу, он раскрутил ее над головой и пустил из окна – теперь ее вряд ли легко будет найти. Затем из шкафа в спальне выгреб все, что принадлежало Ингрид, вышел, не забыл проверить, хорошо ли заперлась входная дверь. Когда комиссар поднялся на верхнюю ступеньку лестницы, его ослепили фары Ингрид.

– Я же тебе велел выключить фары. И почему ты опять развернула машину?

– Если б вдруг что случилось, я бы не смогла бросить тебя одного.

– Держи, вот твои вещи.

Она взяла их и кинула на соседнее сиденье.

– А сумка?

– Я ее зашвырнул в море. Теперь давай домой. У них больше ничего против тебя нет.

Ингрид вышла, приблизилась к Монтальбано, обняла его. Постояла так немного, положив голову ему на грудь. Потом, не глядя на него, села в машину, выжала сцепление и умчалась.

У самого въезда на мост через Каннето комиссар увидел почти перекрывавший дорогу автомобиль, рядом с которым, закрыв лицо руками и упершись локтями в крышу, стоял на нетвердых ногах человек.

– Случилось что? – спросил Монтальбано, притормозив.

Человек обернулся: лицо в крови – кровь капала из раны прямо посреди лба.

– Гад один, – ответил он.

– Не понимаю, объясните получше. – Монтальбано вышел из машины и подошел к человеку.

– Да еду я себе, и какой-то сукин сын меня подсекает, чуть из-за него с дороги не вылетел. Тогда я вскипятился, ясное дело, и погнался за ним, сигналил ему, врубил дальний свет. Так он в один момент тормознул и встал поперек дороги. Вылезает, в руке у него чего-то, я не разобрал, думал – оружие, душа у меня в пятки. Идет ко мне, а у меня стекло было опущено, и – здрасьте пожалуйста – звезданул меня этой хреновиной, потом уже до меня дошло, что это у него гаечный ключ был.

– Вам помочь?

– Не-е, кровь унялась почти.

– Хотите заявить в полицию?

– Не смешите меня, а то башка болит.

– Отвезти вас в больницу?

– Слушайте, занимайтесь вы, елки-палки, своими делами.

Монтальбано уже не помнил, когда ночью спал по-человечески, как Господь повелел. Теперь мешала эта стервозная боль сзади, в затылке, которая не давала ему покоя, томила, независимо от того, лежал ли он на животе или на спине; боль продолжалась – глухая, надоедливая, ровная, без острых приступов, что было, может, даже хуже. Включил свет – четыре. На тумбочке еще лежали мазь и сверток бинта, которые он принес для Ингрид. Он взял их, перед зеркалом в ванной помазал чуток затылочную часть шеи, вдруг да поможет, а потом обмотал шею бинтом, кончик которого закрепил куском лейкопластыря. Обмотал, наверное, слишком туго, голова поворачивалась с трудом. Оглядел себя в зеркало. И вот тогда ослепительная вспышка озарила его мозг, она затмила даже свет в ванной. Ему представилось, что у него, как у героя комиксов, вместо глаз рентген, проникающий в суть вещей.

В гимназии у них был старенький священник, преподаватель закона Божьего. Раз он сказал: «Истина – это свет».

Монтальбано был учеником непоседливым, учился через пень-колоду, сидел всегда на последней парте.

– Тогда, значит, в доме, где все говорят правду, за электричество меньше платить надо.

Это он заметил вслух, за что и был выгнан из класса.

Теперь, через тридцать лет с гаком, он мысленно попросил прощения у старого священнослужителя.

– Ну и отвратительный у вас сегодня вид! – воскликнул Фацио, как только он появился в комиссариате. – Плохо себя чувствуете?

– Отстань, – был ответ Монтальбано. – Что-нибудь новое по поводу Гамбарделлы?

– Ничего. Сгинул. Я так соображаю, что мы найдем его в чистом поле, обгрызенного собаками.

– Что-то было, однако, в тоне бригадира, показавшееся Монтальбано подозрительным, слишком долго они были знакомы.

– Что стряслось?

– Стряслось то, что Галло поехал в травмопункт, руку себе покалечил, ничего серьезного.