Фонтаны на горизонте - [27]

Когда он пришел в себя, то увидел, что лежит в чистой белой постели. Он долго не мог понять, где он? Что это, продолжение кошмара или же действительность? В светлой палате, за окном которой качались пальмы, стояло еще три койки, и с них на Ивана Алексеевича смотрел Филипп Слива, Журба и Стурволлан.

– Где мы? – спросил Северов и едва услышал себя. Так был слаб голос.

Что ответили товарищи, он не понял, вновь впал в беспамятство. Только через несколько дней Иван Алексеевич узнал, что они находятся на острове Гуам, в военном американском госпитале, что их заметил американский миноносец и. взяв на буксир, привел в военный порт...

Дольше всех лежал в госпитале Северов. Его здоровье восстанавливалось медленно. Госпиталь отказался кормить поправившихся моряков, и они постепенно разбрелись в поисках работы. Наконец Иван Алексеевич остался только с Джо. Ничто не могло их разлучить. Спустя полгода Северов вышел из госпиталя и понял, почему так терпеливо за ним ухаживали, кормили и лечили и даже терпели Джо. Командир миноносца, взявший на буксир «Диану», отремонтировал и продал шхуну американскому миллионеру, президенту китобойной компании Дайльтону.

Командир миноносца хотел успокоить свою совесть, оплачивая содержание и лечение Северова в госпитале. В день выхода Ивана Алексеевича он пришел к нему и предложил пятьсот долларов в качестве подарка. Северов, опираясь на палку, посмотрел в беспокойные глаза американца, повернулся к нему спиной и сказал Мэйлу:

– Пойдем, Джо.

Они вышли на раскаленную улицу и медленно побрели к порту, объятые одним стремлением и желанием скорее вернуться во Владивосток, в свой родной дом. Но дорога к дому оказалась очень длинной. Она шла через порты Бразилии и ночлежные дома Нью-Йорка, английские угольщики и матросский кубрик на шведском пароходе, который и доставил их через три года во Владивосток. Сколько передумалось за это время! Северов дал себе слово, что если вернется домой, то пойдет рядом с Хайровым. Он хорошо понял, где его место и с кем ему жить.

После возвращения, через месяц, Северов навестил Хайрова, и тот сказал:

– Вы по-прежнему капитан «Кишинева». Его скоро будут поднимать и ремонтировать на Дальзаводе.

В тот ноябрьский вечер 1922 года Иван Алексеевич твердо и строго заявил Хайрову:

– Вы когда-то предлагали мне вступить в члены РКП(б). Я отказался, потому что не понимал. Теперь я хочу это сделать сам.

Хайров протянул ему руку и обнял:

– Правильно, Иван Алексеевич. Нам с вами идти одним курсом.

...Северов шевельнулся в кресле. Открыл глаза, сконфуженно смахнул слезинки и глубоко облегченно вздохнул, словно освободился от тяжелой, гнетущей ноши. Надо думать о настоящем и будущем. Ведь Хайров ясно дал понять, что и у нас скоро будет своя китобойная флотилия. Скорей бы! Она бы положила конец клевете на русских, которые якобы не способны быть китобоями. Этих высказываний тоже много в папке Ивана Алексеевича. Один современник отца Северова пишет:

«Наилучшими китобоями являются норвежцы: на их долю приходится около половины всей мировой добычи. Они охотятся везде, где еще сохранились киты. Мы в китобойном промысле не занимаем хоть какого-либо места».

Второй прорицатель в то время, когда Лигов выдерживал бой с пиратским нападением «Блэкстар», высказывал сомнение;

«В настоящее время едва ли стоит русским учреждать на востоке свое китоловство».

Третий – дальневосточный моряк констатирует:

«На Камчатку заходило много японских, а еще больше американских китоловов и тюленебойщиков в погоне за гренландским китом, котиком. Китоловы хорошо знают течения, рифы, условия промысла. Но все это хранят в тайне».

Северов сердито сжал руки в кулаки. Его злили эти слова. А следующая выписка какого-то экономиста совсем вывела его из себя:

«Перспектив, побуждающих нас вкладывать средства в китобойный промысел, не намечается. Но рационально использовать наши районы охоты все же возможно. Это мыслится в плоскости предоставления их иностранному капиталу. Концессии Берингова и Охотского морей могли бы сыграть роль вспомогательных районов для китобойных предприятий».

– Ишь ты, какой заботливый, – стукнул кулаком по рукописи Северов: – Об иноземцах беспокоишься!

Тут Северов вспомнил о своем новом назначении и на секунду смешался. Выходило, что этот адвокат иностранцев прав. И молодое Советское правительство следует его советам – дает концессию норвежским китобоям. Было над чем призадуматься. Он несколько растерялся, но тут всплыли в памяти слова Хайрова: «Набирайтесь опыта. Он нам понадобится».

– Да, так! – Северов хотел захлопнуть рукопись, но потом взял перо и, перевернув страницу, наверху новой написал: «Промысел китов в водах Чукотки и Камчатки норвежской флотилией «Вега», под контролем советского уполномоченного».

3

Норвежская китобойная флотилия «Вега» отстаивалась у дальних причалов порта Нагасаки. Огромный пароход – база по перетопке китового жира и пять китобойных судов не привлекали ничьего внимания. Команды были заняты обычным делом. Соскабливали вздувшуюся под тропическим солнцем краску на бортах и надстройках и красили их заново. Ругались боцманы, насвистывали и пели в своих люльках забрызганные краской матросы...